Петр Панкратов - Добрые люди. Хроника расказачивания

После собрания председатель колхоза Сенчуков и счетовод колхоза Пономарёв, посоветовавшись, решили: Пономарёв Тимофей Лукич подбирает команды грамотных, делает переучёт товаров в магазинах и одновременно переоценку товаров на половину стоимости. Как только закончит переучет в одном магазине, — там открывается торговля. Выручку — в банк.

Через десять дней после колхозного собрания, когда колхоз уже сложился, когда была уже заготовлена без малого тысяча кубометров древесины, когда во всех магазинах были сделаны переучёт и переоценка товаров, и в них шла бойкая торговля, когда правление колхоза собрало сохранные расписки на каждую голову животных, каждую единицу техники, каждый пуд семян, в станицу приехали те двое, что приезжали создавать колхоз. С ними были работник райкома и представитель ЧКа Розенберг, который буркнул себе под нос что-то вместо приветствия и сразу перешел на повышенный тон.

— Мы приехали доделать то, что не доделали тот раз, товарищи. Завтра в одиннадцать собрание, постарайтесь собрать всех жителей. Запишите повестку дня, — Розенберг стал диктовать.

Иван Павлович не писал. Он смотрел в окно, постукивая донышком карандаша по столу.

— В чем дело, Горшков? Почему не пишите?

— Потому что завтра никакого собрания не будет.

— Это почему? — спросил Розенберг, повышая голос.

— Нужды в собрании нет — ответил Иван Павлович.

— Как это нет? А колхоз кто создавать будет?

— Колхоз у нас уже создан. Несет имя Будённого, Семён Михайлович является почётным членом нашего колхоза. Председатель избран, счёт в банке открыт. На счету восемь тысяч рублей. Колхоз занимается заготовкой леса из поймы Хопра для весеннего строительства животноводческих помещений.

— А сколько душ в вашем колхозе? — заорал Розенберг.

— Я официальное лицо. Это председатель колхоза Сенчуков, это начальник милиции Прошин, а ты орёшь на нас как ломовой извозчик. Если не перестанешь орать, я могу оскорбить тебя действием. Если сейчас не извинишься, не изменишь тон разговора, я вынужден буду просить ваше начальство не посылать тебя больше к нам в колхоз. Есть другие сёла, где тебя боятся, вот там и ори, а нам не мешай строить новую жизнь.

— Я спросил: сколько народа в твоём колхозе?

— Ты должен извиниться. В противном случае я с тобой не разговариваю.

Розенберг потянулся к телефону.

— Я сейчас спрошу нашего начальника Максима Петровича, что мне с тобой делать. За время существования ЧКа первый раз требуют от неё извинения. Он строгий и справедливый. Он с тобой рассчитается в два счёта.

— Фамилия Максима Петровича? — спросил Иван Павлович, накрыв рукой телефон.

— Петухов, — ответил Розенберг.

— На левой руке нет мизинца? — спросил Иван Павлович, поднимая телефонную трубку.

— Это правда, мизинца нету.

Горшков попросил связать его с начальником ЧКа в Кумылге, потом он опустил телефонную трубку на рычажки, а сам стал смотреть в окно, прищурив глаза. Ему вспомнилась картина: один из его товарищей падает вместе с конём, когда полк выходил из окружения. Вот, товарищ вскочил и, хромая, бежит и что-то кричит. Все ускакали. Товарищу смерть: мадьяры казаков в плен не брали. Иван Горшков остановил коня, повернул и поскакал в сторону наступающего врага, посадил товарища к себе на лошадь и ускакал. Тот, кого в 1915 году Иван Горшков спас от неминуемой гибели и был Максим Петрович Петухов. Звонок. Иван Павлович взял трубку.

— Я хочу говорить с начальником ЧКа Петуховым Максимом Петровичем.

— Говорите. Я Вас слушаю, — послышалось в трубке.

— Максим Петрович, Вам ничего не говорит фамилия Горшков Иван Павлович?

— Ваня, братик, живой! — так громко крикнул Петухов на том конце провода, что все находящиеся в кабинете отчётливо это услышали, — а мне говорили, что ты погиб при выходе из окружения.

— Нет, братик Максимушка, выжил я. Пулевых ранений у меня не было. Пули все достались коню. А я сломал два ребра, руку выше локтя, ногу ниже колена. Лежал до ночи. Пришли похоронщики, а я живой. Вот так. В госпитале меня комиссовали. Будённый демобилизовал. Сейчас председатель Совета в станице Прихопёрской. Мы десять дней назад создали колхоз, да такой, какого нету во всей стране. Людей — четыреста человек. Лошадей — триста голов. Вывозим древесину из поймы Хопра. Кто не вывезет, тот до июля месяца не влезет в займище. А летом лес на строительство не рубят. И ещё: мы собирать скот в общие базы пока не будем, оставляем у хозяина под сохранные расписки. В таком случае мы сохраним животных всех до одной головы. Максимушка, если есть у тебя возможность, то советуй, а то и приказывай не собирать скот в зиму. Погубим вначале корма, а потом скот и лошадей.