Петр Панкратов - Добрые люди. Хроника расказачивания

В начале ноября 1929 года по новому мосту в станицу Прихопёрскую прибыли двое представителей из района, которые уже приезжали в сентябре и читали лекцию о колхозах. Они потребовали собрать на следующий день жителей станицы для разговора о создании колхоза.

Михаил Иванович шёл к Сиволобовым, у Муравьёва Колодца он был задержан женщинами, пришедшими по воду.

— Михаил Иванович, старики Дегтярёвы вот уже несколько дней не выходят из дома. Может что случилось? Пойдёмте с нами, посмотрим.

— Пойдёмте, — согласился Михаил Иванович.

Дверь на первом этаже была закрыта на замок. Поднялись на второй этаж. Дверь была на цепочке. Михаил Иванович снял цепочку и вошёл внутрь дома. В комнате на столе он увидел бумагу, на которой было написано: «Я, Дегтярёв Митрофан Петрович, находясь в здравом уме и хорошей памяти, дарую мой двенадцатикомнатный дом по улице Нижней № 21 Прихопёрскому Совету на вечные времена и безвозмездно. Не поминайте же лихом. М. Дегтярёв 1 ноября 1929 года». Рядом с бумагой лежал амбарный замок и два ключа.

— Уважаемые женщины, всё ясно. Старики Дегтярёвы уехали, а дом подарили Совету. Пойдёмте с лёгкой душой домой.

Михаил Иванович пошёл не к Сиволобовым, а к молодым купцам. Лучше всех он знал купца Костю Князева, сына Петра Князева, друга детства Михаила Ивановича. Костю он нашёл дома. Поздоровавшись, Михаил Иванович спросил:

— Как едут дела, Костя?

— Дела идут в обратном направлении. Выручки никакой, а расход огромен. Снизил цены на товары, а покупателя ни одного. Гоняли лошадей в Рябовский. Никто и цену не спросил. Там огромные табуны скота и лошадей, а покупателей нету. Если я своих лошадей, двадцать голов, пригоню в Ясенов отцу, то они их сожрут за месяц. Остаётся бросить всё и бежать, куда глаза глядят.

— На вот, Костя, прочитай, — сказал Михаил Иванович и подал ему бумагу, написанную Дегтярёвым.

— Он мне говорил, но я думал, выкручусь, — сказал Костя. Что нам делать, Михаил Иванович, посоветуйте.

— Советовать сейчас очень трудно. Время окаянное. А в газетах пишут, что надо частную торговлю преобразовывать в государственную путём конфискации товаров и репрессии купцов, как самых отъявленных эксплуататоров трудового народа. Я боюсь, Костя, как бы вас следом за церковными служителями не погнали на Соловки. Мы в детстве с твоим отцом были друзьями и не предупредить тебя я не могу. Подумай над бумагой Дегтярёва, а я пойду сейчас в совет и поговорю о вашей судьбе. У вас среди купцов кто старший?

— Был Митрофан Петрович, а теперь никого.

— Собери всех купцов к себе, к трём часам дня, и почитайте бумагу Дегтярёва. Окна в доме, где будете сидеть и читать, надо плотно занавесить. Я пошёл, к трём часам придём.

У Красненького в кабинете не было никого. Михаил Иванович пожал руку Красненькому и спросил:

— Где все наши?

— У себя в кабинетах, а что? — спросил Иван Павлович.

— Собери их сюда, хочу сделать важное сообщение, а я пока покурю в коридоре.

Когда все собрались в кабинете у Красненького, Михаил Иванович заговорил:

— Я вам сейчас сделаю сообщение, а вы не падайте. Первое: к нам в станицу приехали посторонние люди создавать колхоз.

— Это и есть сообщение? — спросил Красненький.

— А разве этого мало? Посторонние нас будут собирать и создавать колхоз. Мы должны сами создать колхоз такой, какой будет лучше для людей. А это значит, что завтра на собрании надо поступить так: после перерыва люди разбегаются по домам.

— Это ещё зачем? — спросил Прошин.

— Приезжие уедут ни с чем, а мы на второй день соберёмся, создадим колхоз сами и дадим ему имя Будённого. Дадим телеграмму Семёну Михайловичу с просьбой дать согласие быть почётным колхозником нашего колхоза.

— Вот это да! — восхищённо сказал Степура.

— Всё сообщение? — спросил Красненький.

— Нет, ещё есть небольшое: купец Дегтярёв дарит Прихопёрскому Совету свой двухэтажный дом в двенадцать комнат и магазин скобяных и смазочных материалов.

— Вот главное сообщение, — подытожил Прошин.

— Этот дом надо отдать под интернат. На первом этаже кухня, столовая, душ, прачечная, квартира в две комнаты. На втором этаже комнаты для девочек, — сказал Михаил Иванович.

— Сделаем. Можем сейчас, а можем с нового учебного года, — сказал Иван Павлович, — это всё, Михаил Иванович?