Петр Панкратов - Добрые люди. Хроника расказачивания

— Спасибо тебе, Михаил Иванович. Ты делаешь святое дело, спасаешь станицу от голода и холода. И делаешь это просто: у кого есть — берёшь, у кого нету — даёшь. Спасибо тебе и долгих лет жизни. Но больно ты правильный человек. Как струна у балалайки — ни одного изгиба, — Христина говорила, а лицо её то краснело, то бледнело, — ты помнишь, как ты клялся мне в любви? Я не пошла за тебя и вижу, что ошиблась. А сейчас я вся твоя.

Христина впилась своими яркими и сочными, давным-давно никем не целованными губами в губы Михаила Ивановича. Он взял голову Христины в ладони и мягко отстранился, не глядя ей в глаза:

— Христина, подожди. Лошади пошли. Я сейчас привяжу, — и кинулся к двери. Христина подошла к окну и из-за занавески увидела, как только что спокойно стоящие лошади пошли, управляемые Михаилом.

— Обманул, проклятый. Как теперь встречаться? Стыдоба какая…

Христина рано узнала, что она красива. Родители её, сестра Агриппина и братишка были обыкновенными, а она, Христина хотя и была похожа на мать и на отца, но в то же время была красавицей. Она любила смотреть на себя в зеркало и любоваться своей красотой. Впрочем, она никогда ей не кичилась. Учась в школе, она все три года просидела за задней партой, но окончила школу с «Почётной грамотой». В подарок получила книги «Анну Каренину» и «Воскресение» Л. Н. Толстого. По улице не пройдёт, чтобы не поздороваться. Здороваясь, обязательно скажет: «Здравствуйте, Мария Ивановна или Пётр Иванович». Она знала всех или почти всех жителей станицы по имени и отчеству. С пятнадцати лет, когда старшие девушки приняли её в свой круг, Христина стала часто ходить в церковь и вела себя там подобающим образом: ставила свечи, знала своё постоянное место в храме, входила и выходила с крестным знамением.

Дома была послушной и работящей. Зимой в длинные вечера, на посиделках, Христина читала наизусть стихи или подаренные в школе книги. Посиделочникам Христина за одну зиму прочитала и «Анну Каренину» и «Воскресение». В ту зиму чуть ли не вся станица приходила к ним.

Домашние и соседи любили её. Ей ещё не было семнадцати, как к ней стали свататься почти со всех хопёрских станиц от Букановской до Михайловской-на-Хопре. Пересватались все парни своей станицы. Ни за кого не пошла.

Когда Христине исполнилось семнадцать с половиной лет, мать ей сказала:

— Христина, ты дофокусничаешь, что останешься в девках. Придётся выходить или за другоженца, или за инвалида, или за дурака. Или будешь жить гулящей бабой как Фроська-шарманка. Не действовали на Христину слова матери. Отец однажды сказал:

— Доченька, ты знаешь, как я тебя люблю. Но если ты откажешь следующему жениху, я оборву об тебя кнут и отвезу в монастырь. Я не позволю позорить нас с матерью. Я не позволю родить мне внуков чёрт знает от кого.

И вскоре приехали из станицы Еланской с Дона. На тройке. В кибитке. В корне запряжён серый в яблоках орловский рысак. Пристяжные — светло-гнедые, на четыре ноги белоногие — как в чулках, чистых донских кровей четырёхлетки.

В кибитке — жених. Он ещё не был в полку, но любил военную форму и одет был в китель, штаны с лампасами, лаковые сапоги. Чёрный с коричневым отливом чуб лежал на правую сторону. За кибиткой скакали десяток друзей, верховых. На пустоши, против двора Христины, поезд остановился. Жених вышел из кибитки, конные спешились, стали в круг, спели «при лужке» и жених с кучером, — двоюродным братом, пошли в дом Христины. Войдя в дом, гости увидели, что хозяева собираются обедать.

— Люди добрые, простите нас, что мы явились в неурочный час. Так получилось. Родители, мы приехали сватать вашу дочь Христину. Жених — я. Меня зовут Савелий. Я из Еланской станицы, — отец Христины глянул на жениха. Чуть продолговатое, чуть смуглое с высоким и покатым назад лбом, чёрными, разлатыми [15] Разлатый — расширяющийся кверху. ( Прим. ред .) , густыми бровями, голубыми глазами и ямочкой на подбородке, лицо Савелия отцу Христины понравилось. Он подумал: «Уж против этого она не устоит».

— Я предлагаю Христине руку и сердце. Руку для того, чтобы она за неё держалась и знала, что никакие невзгоды ей не будут страшны со мной. Я буду ей мужем, другом, опорой и защитником. А сердце для того, что буду я её любить всю жизнь. И не изменю ей ни духом, ни телом.

Христина встала и ушла в свою комнату. Все думали, что она вышла переодеться. Младшая сестра Христины, Агриппина, смотрела на Савелия немигающими глазами с открытым ртом. Прошло минут пять. Савелий подошёл к двери, за которую ушла Христина, постучал и сказал: