Юрий Чайковский - Мысы Ледовитого напоминают

1999 год. Крест установлен в 1986 г. экипажем ледокола «Василий Прончищев»

На сломанной ноге сохранился бинт, и он не сгнил, так как был пропитан мазью. Повязка была наложена столь искусно, что кость быстро начала срастаться. Это значит, что врач (о котором у Челюскина ни слова), действительно был, но где тогда заключение о смерти? Ведь погиб командир!

Далее, Челюскин написал в донесении, что были вынос тела, погребение, салют и поминки. А где ж панихида? Ведь на «Якуцке» был священник (см. Прилож. 5).Он что, ушёл в тундру, словно Христос в пустыню? И насовсем?

Но главное — супруги похоронены в общей могиле одновременно: скелеты лежат на общих досках в единожды выкопанной мелкой плоской яме. (А Челюскин писал, что Татьяна умерла после похорон мужа.) Лежат, как отметил эксперт, непотревоженные, то есть ограбления могилы не было. Значит, мундир и нательный крест сняты с трупа до похорон. Скелеты лежат без гробов, а Челюскин писал, что командира «свезли на берег, положивши в гроб».

Эту запись из судового журнала стоит привести целиком, она вопиюща:

«Сентября 4 дня пополудни свезли на берег бывшего лейтенанта Прончищева жену. В исходе 2-го часа лейтенанта Прончищева положили в гроб и свезли на берег» [Богданов, 2001, с. 75]; [Историч. памятники, 2002, с. 44].

То есть, для писавшего и командир, и его жена — всего лишь два тела. Разве что одно указано в гробу, но это оказалось неправдой. Выходит, что смерть жены после похорон, отмеченная в журнале далее, могла быть выдумана тоже. Когда выдумана, мы не знаем (в первом донесении Челюскина, отправленном Берингу 24 сент. 1736 г., ни о цынге, ни о жене нет ни слова [ВКЭ-2, с. 634–636]), но выдумана странно: согласно журналу, Татьяну похоронили в день смерти [Богданов, 2001, с. 75], что слишком спешно даже для старообрядцев (ее нательный крестик — старообрядческий). А у синодальных православных принято хоронить на третий день. Противоречий столько, что неизбежен вопрос —

Если бы судовой журнал «Якуцка» был подлинным, можно бы пытаться выяснить, насколько доброкачественны записи (что чьим почерком написано, не вписано ли про гроб позже, и многое другое), но все судовые и береговые журналы ВСЭ — копии, выполненные безвестными гардемаринами, а подлинники утрачены [Соколов, 1851, с. 196]. Нам остаётся только гадать, чего делать не хочется. Одно могу сказать определенно: после записей Прончищева все или почти все путевые записи сделаны Челюскиным либо позже, на берегу (по памяти и с учётом дальнейших событий), либо на корабле, но другим человеком.

Судите сами: едва командир выбыл из строя, штурман оказался единственным законным вахтенным начальником. (Вот он, итог безумной экономии.) Конечно, его наверняка подменяли боцманмат Медведев и геодезист Чекин, вероятно, подменяли и другие, но тяжелейшая ледовая и погодная обстановка заставляла его быть на мостике всё время, кроме минут неизбежного сна. О регулярном ведении записей самим Челюскиным речи быть не могло. Он мог поручить вести журнал ещё кому-то (например, писарю Матвею Прудникову [112] В норме писарь писал под диктовку командира, который затем подписывал текст. ) а это значит, что последующие вписывния были неизбежы, так как записаны были не его мысли, не его точка зрения. Но тогда почти неизбежным был учет происшедшего позже. (Ситуация довольно обычна: похожую мы увидим при описании гибели «Якуцка» — см. Прилож. 8.)Прежде всего, это касается фраз о болезни командира.

Если так, то неизбежен вопрос: впрямь ли вскрыта именно могила Прончищевых? Об этом подробно рассказано в Прилож. 5,а здесь приведу выводы.

Вопрос о подлинности могилы тщательно описан Сергеем Епишкиным [Историч. памятники, 2002; Епишкин 1], и вывод мой, по прочтении, таков: по письменным свидетельствам принадлежность её Прончищевым возможна, но не более того. А вещественное свидетельство её подлинности приведено только одно — нательный крестик с женского скелета. Он, как и Татьяна, исходит из Калужской земли и отлит в годы ее жизни. Он почти не ношен, а значит, вроде бы, не мог принадлежать женщине, похороненной намного позже.

Свидетельство важное, но нельзя же строить вывод на нем одном, поскольку он мог принадлежать еще кому-то. А если принадлежал и ей, то мог быть и не с нею похоронен. Например, если был запасным. Поскольку контакт моряков с селением был, то туда мог попасть и запасной крестик Татьяны — при краже, дарении или в виде платы за важную услугу. Естественно, если эту реликвию редко носили. Словом, он мог быть захоронен и не с Татьяной, и тогда сразу же горой встают свидетельства против подлинности могилы.