Юрий Чайковский - Мысы Ледовитого напоминают

Неужто в безумии страха моряки забыли даже обуть покойника? Не верится. При нехватке обуви разуть убитого — дело обычное, однако труп командира должны были хоть во что-то совсем изношенное, но обуть. Вернее, что супруги Прончищевы покоятся где-то рядом (вернее всего, в ногах у обследованной парной могилы), и лейтенант, надо думать, лежит там в мундире и башмаках (точнее, скелет лежит с остатками пуговиц и подмёток). А те, что похоронены рядом, тоже злополучные, так навсегда и останутся неизвестными.

Тем самым, даже отказав могиле в подлинности, о цынге говорить теперь несерьёзно. Могила вряд ли подлинна, но сам разговор о ней заставил историков думать о причинах смерти супругов, причём вовсе не о цынге, а о насилии.

Как сказано в Прологе, наша цель — не описание приключений, а выяснение сути событий, каковой едва ли не все нынче пренебрегают. И если с экспедицией самого Беринга дело кое-как сдвинулось с мертвой точки, поскольку за него взялись датчане (ВКЭ-1; ВКЭ-2), то понимание ДКО почти не продвинулось вперёд со времен блестящих книг А. П. Соколова (1851) и А. А. Покровского (1941).

Трагедия Прончищевых не была исключением, она проистекла из неимоверно жестоких условий экспедиции. Хоть и нельзя сказать, как именно погибли супруги (например, А. С. Павлов допустил, что жена покончила с собой после гибели мужа), но ясно, что Челюскин решил это скрыть, и команда, смолчав, поддержала его. Людям было чего бояться, и пора об этом рассказать.

В 1740 году Якутская воеводская канцелярия потребовала у руководства ВСЭ оплатить расходы на доставку в Иркутск и обратно арестантов и свидетелей — солидную сумму: 14 589 рублей с копейками. Представила и перечень дел, из которого публикатор выбрал 4 случая как типичные.

Они сходны: рядовой участник объявил «Слово и дело» [115] Т.е. обвинил его в произнесении речи, порочащей высшую власть. Всего за 5 лет, судя по приведенной сумме и расходам на каждого, было 150–200 случаев. Тогда по всей ВСЭ за 10 лет их должно быть более 600 (Гмелин писал даже про сто с лишним за одну зиму — см. далее). «Слово и дело» в Сибири применялось уже при Дежневе (см. Очерк 5). Право объявлять «Слово и дело» отменил Пётр III [Мыльников, с. 151–152]. на своего начальника, был отправлен под конвоем (со свидетелями и с самим обвиненным, если тот был достаточно мелок) в Иркутск, где и осужден как лжец. Двое объявивших «Слово и дело» казнены, один отправлен навечно в работу на железный завод, а один возвращен, с вырванными ноздрями, в экспедицию [Покровский, 1941, с. 283]. Еще лучшая, согласитесь, мера воспитания остальных, чем виселицы на берегу.

Вряд ли стоит пояснять, что люди совершали этот самоубийственный шаг («Слово и дело») не из расчета, а от отчаяния, но на что они надеялись? Мы вернемся к этому вопросу далее, в п. 13, а пока вернемся к команде «Якуцка».

Относительно возможности убийств Л. М. Свердлов как-то выразил мне уверенность, что это исключено, поскольку-де в экспедиции скрыть было ничего нельзя, ибо там все на всех доносили. Да, аргумент важный (архивы действительно полны доносов, и ещё Соколов писал, что Прончищев и Ласениус доносили друг на друга тоже), но ведь факт сокрытия правды Челюскиным налицо, и его надо не отрицать и не замалчивать, а понять. Да, общее молчание команды удивляет, но ведь возможный доносчик из «нижних чинов» должен был на четвертый год экспедиции знать, что, вернее всего, следствие поддержит не его, а «господ», сам же он попадет при этом на дыбу, а то и на плаху, как лжец. Другое дело «господа» (помещица, врач и поп): их выслушают внимательно и в Якутске, и в Тобольске, и в Петербурге.

Это вовсе не значит, что Челюскин сам причастен к ликвидации опасных свидетелей. Возможно, его вина была лишь в нежелании сообщать о чужих преступлениях. Нежелание понятно, особенно, если в преступлениях замешан кто-то из команды — ведь отвечать за них ему, как старшему, придётся наверняка.

Осуждать его историк вряд ли может. И вообще: историк должен не осуждать и не восхвалять, а стараться понять. Пока понятно лишь, что Прончищевы не просто умерли, а погибли. А как пропали остальные двое, следует в будущем выяснить. Для начала — когда врач и поп исчезли из платежных ведомостей.

Мог быть бунт, как у Ласениуса (о чем см. далее), и ранение Прончищева, вынудившее его отбыть с корабля. По-разному можно думать как о позиции Челюскина, так и о смерти Татьяны и прочих, но если вообще о загадках ВСЭ не думать, останется слащавый рассказ в упомянутом духе «Библии для детей», что мы и видим почти двести лет, начиная с публикации анонима.