Юрий Чайковский - Мысы Ледовитого напоминают

Так, сказано, что выплачено на два морских судна 1648 руб. На самом деле, на эти деньги можно было построить лишь 5 шлюпок, тогда как небольшой корабль (немногим крупнее дубель-шлюпки) стоил тогда 6 тыс. руб. [Покровский, с. 119, 382], а кораблей было семь, не считая строившихся. Однако нигде более в записке судостротельные затраты не значатся. О провианте всего одна запись: «На покупку служителям правианта 298 р. 12 к.». То есть около 6 копеек в год на постоянного участника, а на временных ни копейки. (На самом деле даже на арестанта полагалось 2 коп. в день.)

Или, ещё выразительнее: указано, что со шкипером Воейковым [103] Служил у Дмитрия Овцына [ВКЭ-2, с. 721], т. е. речь шла о доставке припасов для Обь-Енисейского отряда. О других отрядах нет и этого. было послано множество припасов, причём ему выдано 254 рубля на проезд. «А посланным припасом с тем шхипером цен не показано». На самом деле не показан даже перечень самих припасов, а значит, они не включены в расходы никак. Прошу прощения, но это напомнило мне справки «Уплочено», выданные чертями в романе Булгакова «Мастер и Маргарита». И странно, что Н. Н. Петрухинцев мог привести 318 тыс. руб. в качестве верной оценки [П-5, с. 402].

Даже беглого взгляда на записку достаточно, чтобы понять, что подлинные затраты намного более велики и должны приближаться к миллиону рублей, если не больше. Почему Головин так сделал и на что мог рассчитывать?

Думаю, что ничего лучшего он подать просто не мог — иначе подал бы. Нет сомнения, что надеялся он только на всеобщее разгильдяйство, но просчитался: как раз в это время в Сенате появился новый обер-прокурор, дотошный Соймонов, уже известный тем, что выгнал с поста прежнего президента АК, Питера Сиверса, выгнал позорно и как раз за финансовые вины.

Сенат потребовал дать серьезный отчет (и, что странно, отстранить Беринга от командования как неспособного, хотя виноват был никак не он). Но никакого отчёта из АК больше не последовало. Неужто Головин не боялся за себя лично? Не мог же он забыть, что сам живет в доме, отнятом у Сиверса. Будучи, как и Остерман, человеком осторожным, Головин сейчас прямо-таки играл с огнём.

В чём же дело? Винить его вряд ли стоит: ВСЭ никогда не была включена в бюджет империи (см. Прилож. 4,п. 4), и Головину приходилось все годы исполнять голые приказы, им же и Остерманом до этого порожденные.

Оба рассчитывали отчитаться не финансовым отчетом, а открытием СВ-прохода в Ледовитом океане и богатых дичью островов в Тихом, потому и не скупились на траты — победителей не судят. Но ДКО увязла во льдах, Охотск увяз в нехватке всего, открытий нет, а отчет теперь Сенат требует от АК именно финансовый — на что ушли деньги и сколько именно? Остерман, конечно, вывернется (при Петре I и не такое пережил), а вот Головин вполне может потерять все свои имения и даже, как того хочет Соймонов, в Сибирь угодить.

Не имея сколько-то серьезной отчетности, Головину оставалось, уповая на будущий успех и ловкость Остермана, играть с огнем и тянуть время. Кончался 1738 год, власти Соймонова оставалось полтора года, и Остерман, по всей видимости, всё, что мог, хорошо просчитал. Будучи вице-канцлером, то есть, формально, вторым человеком в правительстве, он пересидел нескольких канцлеров и, как пишут историки, расставил западню очередному канцлеру, Артемию Волынскому [104] Окружив себя немцами, Анна, однако, не ставила их во главе Сената и Кабинета. , а именно тот был покровителем Соймонова.

Федор Иванович Соймонов

Волынский, чиновник способный и даже яркий, был известным (можно сказать, знаменитым) казнокрадом, а потому любил уличать в казнокрадстве противников. Однако Остерман, при всех своих пороках, как раз казнокрадом не был, и удар Волынского был нанесен по Головину [105] Головин, толковый администратор, был известен и как безудержный любитель богатства. Будучи очень крупным помещиком (одних только беглых, сбежавших от его жестокостей во владения А. Д. Меншикова, числил за собой 4 тыс. душ), он не раз жаловался на свою бедность и просил у правительства денег (СИРИО, т. 104, с. 304). , а с тем по экспедиции.

Еще в 1737 году, до прихода Волынского и Соймонова во власть, Головин был уличен в растрате, а отчасти и в присвоении, казенных сумм, так что нашему адмиралу пришлось на коленях (в прямом, а не переносном, смысле) молить государыню о прощении. Став канцлером, Волынский сделал Соймонова обер-прокурором Сената (эта должность, как и должность канцлера, 2 года пустовала, чем и можно объяснить безнаказанность АК в отчетности) и поручил ему ревизию Адмиралтейства. По её итогам он заготовил указ императрицы об отрешении Головина от должности и предании его воинскому суду (август 1738 г.).