Нет, конечно: кто бы ни вырезал «имена участников», сперва бы шло имя Толля. Значит, Зееберг вытесал и вырезал доску себе. Надмогильную? Не знаю, но ясно, насколько ему было одиноко.
Геолог с головой ушёл в изучение уникального для арктической Азии объекта — вулканического плато с широчайшим спектром пород (от кембрия до голоцена), а весной ожидал открыть мечту жизни, землю Санникова. Астроном же был привязан к ужасному острову только чувством долга, астрономический пункт (домик) давно определил с доступной ему точностью, [208] На «Заре» Зееберг определялся точнее офицеров, но тут долготу избушки измерил с ошибкой в полградуса — видимо, не имел условий для нормальных наблюдений. (В последнем письме Толль указывал на постоянные туманы; назвав пролётных птиц, он добавил: «Вследствие туманов земли, откуда прилетели эти птицы, так же не видно было как и во время прошлой навигации Земли Санникова» [Синюков, с. 171].)
в экскурсиях служил барону просто коллектором, а в тесной сырой дымной каморке должен был вести хозяйство (с каждым днём всё более тяжкое), поскольку начальник изучал образцы. Третья зимовка, пища — одно мёрзлое мясо, к концу полярной ночи смерть более чем вероятна.
Словом, энтузиазму Толля опереться было не на что. Тогда становится ясно, что именно делал Зееберг за неделю до полярной ночи: он ходил к охотникам договариваться. Ночевал у них, затем дошёл до мыса Эмма и оставил записку, снова ночевал в урасе охотников и вернулся в домик. И это очень трудно, но без поклажи всё-таки возможно, и мы видим, что Зееберг сумел это проделать. По крайней мере, дошёл до урасы и обратно, если доверил охотникам отнести и упрятать записку.
О чём договаривались, ясно: о совместном уходе. Он, как легко видеть, был задуман с южного берега, причём с противоположных концов пляжа — по его концам остались две пары ящиков с камнями. Очевидно, западная пара назначалась охотникам.
В сущности, и записка была нужна для ухода, по полярным правилам. С согласия ли Толля или без? Думаю — без: если бы согласился, то и записку бы сам написал. Если без, то понятно, какого плана и настроения были немецкие письма. Возможно, Толль поставил условием ухода — сжечь письма Зееберга, а тот мог потребовать взаимности. Но это уже моя фантазия.
Куда важнее понять: на что учёные, знавшие о Полынье всё, рассчитывали? Возможный ответ находим опять же у Колчака: при упорных северных ветрах граница сплошных льдов
«может подойти вплотную к окраине берегового припая — тогда полынья исчезнет и на её месте образуется более или менее наторошенный, плотно сдвинутый ледяной покров, который при перемене ветра вновь отодвинется на север, а на его месте опять попоявится полынья. Таковые перемещения границы пака происходят в течение всей зимы» (Лёд…, с. 167).
Убедиться в исчезновении полыньи не составляет труда:
«При облачном небе, имеющем во время арктической зимы, благодаря снежной поверхности, светлую серовато-белую окраску, облака над полыньями принимают более тёмный… оттенок» (Лёд…, с. 20).
Вероятно, тогда дул устойчивый норд, к югу от острова установилось сплошное торосистое ледяное поле, тёмное пятно на юге неба исчезло, спутники Толля настояли на срочном уходе, каковой и состоялся 8 ноября (26 окт. ст. стиля). Явно рассчитывали на прямой короткий путь через торосы (почему и взяли минимум продовольствия, а также оставили в домике астрономические средства). Увы, это не удалось:
«В конце октября наступила продолжительная спокойная погода при температуре ниже точки замерзания ртути» —
отметил Бируля, живший в те дни неподалеку, на Новой Сибири [209] Бялыницкий-Бируля А. А. Отчёт зоолога Экспедиции о пребывании и научных работах на острове Новой Сибири летом 1902 г. // Изв. АН, т. 18, серия 5, 1903, № 3, с. 95.
. То есть: ветер стих, льды снова пришли в движение, добраться до земли (ни вперёд, ни назад) было нельзя, и конец очевиден. (Подробнее см. Прилож. к Прологу и Повести, п. 4.)
Но почему льды здесь всегда движутся?
Тут надо хотя бы чуть сказать о Колчаке как учёном. В гляциологии (науке о льдах) он знаменит поныне.
Феномен полыньи удивителен: под 40-градусным морозом, без видимых водоворотов, среди мощных многолетних льдов всю зиму колышется чёрная вода. Его пытались объяснять давно, но каждый искал одну причину, и ничего не получалось.
Решение Колчака было очевидным: причин много. В узкостях наращиванию льда мешает сильное течение, а полынья между океаническим и прибрежным льдом — равнодействующая многих причин: это вращение Земли, сток рек и вынос льдов в Атлантику, ветры и т. д. [210] Колчак А. В. Лёд…, с. 101, 166–168.
Чтобы подойти к этому, Колчаку пришлось наблюдать сами льды и понять, насколько они разные и по-разному движутся. О движении льдов «по Колчаку» см. упомянутую выше статью [Чайковский, 2001] и в книге Синюкова.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу