Юрий Чайковский - Мысы Ледовитого напоминают

и в костерок для вечернего чая легли рукояти лопат и топоров [156] Бруснев М. И. Отчёт начальника экспедиции на Ново-Сибирские острова для оказания помощи барону Толлю // Известия Имп. АН, т. 20, № 5, 1904, с. 172–173. .

Тут прошу заметить: хотя многие в отчётах жалели собак, но лишь ссыльный Бруснев (а позже, после встречи с ним, и Колчак) восхищался «инородцами». Он к тому же почти нигде не писал «я», предпочитая скромное «мы». Посему позволю себе ещё одну из отчёта Бруснева выдержку:

«Подготовиться заранее к поездке на Новую Сибирь нужно было уже потому, что… снарядить всё предприятие в течение короткого времени, после того, когда окончательно выяснилось бы, что барон Толль сам не вернется, обошлось бы, как мне было известно, чрезвычайно дорого, так как кулаки-торговцы, держащие всё местное население в кабале, не преминули бы воспользоваться этим и удесятерили бы на всё и без того высокие цены».

Только тут в нём единственный раз заговорил социалист, и не зря: почти все другие путешественники и историки предпочитали молчать об этом и обо всём подобном.

К 15 апреля (когда Колчак примчал в бухту Тикси) отряд Бруснева уже обошёл северные берега Фаддеевского и Новой Сибири. Следов Толля нигде не было. Оставалось ждать отчаянного лейтенанта с его лихой командой, готовой плыть шлюпкой в океан. Колчак же, ездивший из Питера на Белое море (в Мезенский уезд) за лихими поморами («Это были люди, с детства привыкшие к движению льда, и они как нельзя более отвечали моей экспедиции» [157] Колчак А. В. Автобиография // Грани, 1992, № 165, с. 131. ), долго вёзший свой огромный груз через всю Россию, припозднился.

Этот марш-бросок обычно едва поминают, а он стоит особого внимания:

«7 марта я прибыл в г. Якутск. Здесь выяснилось, что по Верхоянскому тракту за один раз можно отправлять не более 30–35 пудов клади или 4-х людей… Поэтому А. В. Колчак и я разделили свою команду и грузы на 6 партий, отправлявшихся с промежутками через 2 дня, чтобы дать время лошадям и оленям вернуться… В Якутске и его окрестностях свирепствовала эпидемия инфлуэнцы и оспы. По дороге в юртах и на станциях, где приходилось менять лошадей и оленей, а порой даже ночевать, мы находили больных во всех стадиях этой ужасной болезни до смерти включительно» [Матисен, с. 56].

Словом, добраться до побережья удалось дорогой ценой — отказавшись от двух поморов, от половины еды и вещей. Больше не дал провезти хилый Верхоянский тракт, на котором всегда нехватало ямщиков, саней и лошадей. Вот и вышло, что в восьмимесячный поход, в тысячемильную ледяную кашу, через льды и скалы шести необитаемых островов Колчак двинулся с трёхмесячным запасом еды, с двумя сменами белья, без запасных сапог и без единого запасного матроса. Сломай один ногу, и остальным вельбот не вытянуть. Из таких «мелочей» состояла, по сути, вся спасательная затея.

И вот теперь, промчав за три дня в лёгкой нарте по жгучему морозу 420 вёрст, 15 апреля Колчак узнал от Матисена, что боцман Никифор Бегичев и ссыльный Павел Оленин уже увезли вельбот с «Зари» в низовье Яны. Ускорить их путь Колчак не мог никак и потому позволил себе расслабиться — три дня отдохнуть от бешеной гонки в своей каюте, в чистой постели. (Не последний ли в жизни раз?)

«Три дня мы провели вместе на старом пепелище, после чего окончательно распростились», — записал печально Матисен, не зная, увидит ли вновь отчаянного друга.

А вот Колчак об этой днёвке во всех своих отчётах умолчал — видать, неловко ему было, что не бросился догонять, не сразу впрягся с друзьями в лямку. Так и записал, не взирая на расхождения в днях: «Узнав от лейтенанта Матисена, что вельбот уже ушёл на оленях в Казачье, я немедля вернулся обратно в это селение». В Казачьем, южнее Усть-Янска, была управа Усть-Янского улуса. Её перевели сюда потому, что именно отсюда шёл на северо-восток обычный путь на Новосибирские острова.

Колчак в кухлянке

Матисен в кухлянке

Зима выдалась в тундре голодная, но весельчак Оленин, хорошо знавший «инородцев», а с ним бравый Бегичев, равно умевший пустить в ход и бумагу от якутского губернатора, и академический кошелёк, и свой дружеский нрав, и свои острые кулаки, сумели кое-что добыть: нарты, 161 собаку и немного корма для них. Надо бы больше, но и за этими собаками неуёмный Бегичев ездил далеко, аж на Индигирку.