Томас Вебер - Становление Гитлера. Сотворение нациста

Разумеется, революция в Баварии не происходила в изоляции. Она имела место не только в контексте коренных перемен по всей Германии, но также и в процессе великой глобальной фазы разрушительных волнений, смятений и переходов, происходивших со времени убийств коронованных особ и террористических атак анархистов 1880-х годов и позже, через революции довоенного десятилетия до середины 1920-х. И всё же дело тут именно в том, что многие из государств, которые лучше всего прошли через этот период глобального хаоса — в этом они не были сломлены внутренними противоречиями — предпочли путь постепенных реформ и конституционной монархии. Британия и её доминионы, Скандинавия, Нидерланды и Бельгия обратились к разуму. И хотя государства, здесь упомянутые, либо были на стороне победителей в войне, либо в ней не участвовали, монархии на территориях проигравшей стороны не были неустойчивыми. В конце концов, монархия в Болгарии пережила поражение в войне.

В Германии монархия вполне могла бы выжить в конституционной форме, если бы Вильгельм II и его сыновья прислушались к родственникам и многим другим и отреклись. Убеждение реформистов военного времени в том, что политические перемены стали бы наиболее успешны в том случае, если они придут в форме конституционной монархии, не были ограничены реформистами среди социал-демократов, либералов и склонными к реформам консерваторами в Германии. Финляндия, например, в 1918 году пыталась основать конституционную монархию, что, тем не менее, державы-победительницы в войне не допустили. Подобным образом во время войны Томаш Масарик, вождь чешского национального движения, который станет первым президентом Чехословакии, пытался убедить британцев в том, что новое послевоенное независимое государство «может быть только королевством, не республикой». Точка зрения Масарика состояла в том, что только монарх — и только тот, кто не являлся бы членом ни одной из этнических групп в землях чехов и словаков — мог бы предотвращать этническое напряжение и тем самым удерживать страну единой.

Если её собственные политические традиции и институты указывали на умеренное будущее, почему Бавария потерпела поражение в своей лучшей попытке демократизации, что в конечном счёте вывело на сцену Гитлера?

Условия, которые сделали возможным неожиданный коллапс германских монархий, были результатом чувства всеобщего изнеможения и желания мира почти что любой ценой. В общем и целом революция не была по своей природе социальной. Скорее это был бунт против войны. Как заметила в своём дневнике Мелани Леманн через четыре дня после начала баварской революции: «Огромное большинство армии, равно как и народ, хотели только мира, и таким образом мы должны были принять позорный мир: не потому, что мы были разгромлены нашими врагами (мы не были), но только потому, что мы сами сдались, и у нас не было силы терпеть». Более того, люди верили, что предпосылкой заключения приемлемых условий мира — основываясь на четырнадцати пунктах президента Вудро Вильсона и последующих американских заявлениях — была ликвидация монархий. Комбинация этих настроений ослабила иммунную систему Баварии и сделала её почти беззащитной к фатальным ударам. Имел ли в виду Вильсон действительно ликвидацию монархии или только лишь автократии, но он был понят большинством немцев как настаивавший на первом.

Таким образом, поведение держав-победительниц было более важным в прекращении существования монархий в Европе к востоку от Рейна, чем проигрыш этих регионов в войне. В Баварии это способствовало левому путчу и в большой степени определило то, как люди реагировали на переворот. Действия победителей в войне устранили от власти институцию, которая в прошлом часто была как умеренной, так и сдерживающей. На территориях, которыми правила династия Виттельсбахов, чувство коллективного изнурения уменьшило защитные функции и вероятно было наиболее важной причиной для принятия большинством людей как крушения старого порядка, так и переворота Айснера. Стремление к миру почти что любой ценой было чётко и ясно выражено на митингах и собраниях, происходивших в Мюнхене в недели и дни, приведшие к революции.

Хотя наилучший шанс Баварии на успешную демократизацию, основанный на традициях баварской стратегии постепенных изменений и реформ, был погублен революцией Айснера и требованиями победителей в войне, переход к более демократическому будущему вовсе не был мертворожденным. Поскольку политическая трансформация собственно Гитлера была, как это станет ясным со временем, зависимой от политических условий вокруг него, то и будущее Гитлера также всё ещё было неопределённым.