Имея все это в виду, мы поймем, отчего появление военных записок Беннигсена сопровождается (мы точно знаем по рассказам современников!) разными разговорами генерала о «несчастном дне 11 марта»; и как можно догадаться, «длинный Кассиус» не старался этими разговорами ухудшить свою репутацию.
Так или иначе, но до современности доходили «мемуарные волны», причудливо отражавшие подъемы и спады Беннигсеновой карьеры.
Только последние восемь лет жизни генерал мог, кажется, не беспокоиться…
1818–1826
Внучка генерала, Теодора фон Баркхаузен, в начале XX в., в возрасте около 90 лет, неплохо помнила деда, а еще лучше — фамильные предания о нем. Водворившись на покой в Бантельне, Беннигсен поддерживал форму — прогулками, верховой ездой, работой: «Дед работал каждое утро с моей матерью и теткой над мемуарами». Внучка признается, что содержание работы ее совершенно не интересовало — куда лучше запомнилась внешняя сторона: «Генерал в кресле, рядом тетка София фон Ленте с рукописью в руках. У матери другой экземпляр. Одна — громко читает текст, другая корректирует (очевидно, по копии), дед изредка перебивает, исправляет, дополняет» [169] Mémoires. Т. I. P. XXI.
.
О том, что записки сразу создавались в нескольких экземплярах, сохранилось не одно свидетельство.
Но о чем же вспоминал на досуге генерал? О прошлых войнах, кажется, письма уже написаны?
Генералу и будущему известному историку Михайловскому-Данилевскому Беннигсен скажет, уезжая из России, что у него «целых семь томов „Les Mémoires de mon temps“» [170] «Воспоминания о моем времени» ( фр. ).
, начинающихся с 1763 г. [171] Михайловский-Данилевский А. И. Из воспоминаний // Русская старина. 1893. № 7. С. 192.
Слухи о них распространяются все шире, вместе с догадками о возможном сенсационном содержании. Этого оказалось достаточно, чтобы французские издатели предложили за текст 60 тысяч талеров…
Дело было в 1826 г. Потомки помнили, как прибывали в Бантельн газеты, сообщавшие о восстании декабристов и суровом приговоре. «Эти новости очень волновали деда, и он о них часто говорил» [172] Mémoires. Т. III. P. XXI.
. Мы легко догадываемся, что волновало Беннигсена: прежде всего аналогия, и в то же время разница между «14 декабря» и «11 марта», тем заговором, где он был среди главных действующих лиц. Вряд ли генерал разобрался в событиях, вряд ли понял, что Рылеев, Пестель и другие (некоторые из них ему наверняка были известны лично) хотели не смены, а коренной перемены правления.
Однако 1825 год бросал обратный исторический отсвет на 1801-й. Даже императрица-мать Мария Федоровна огорошила одного из собеседников своими соображениями, что поскольку ее сын Александр не мог покарать цареубийц 11 марта, ее младший сын Николай восполнит упущенное.
Трудно сказать, не российские ли известия повлияли на здоровье Беннигсена. Родственники свидетельствуют, что он как-то разом слег — даже не болел, и 2 октября 1826 г. скончался [173] Сохранились эмоциональные воспоминания известного немецкого писателя Боденштедта со слов кузена, пастора, который в свою очередь записал рассказ своего предшественника, причащавшего Беннигсена: «Когда пастор произнес слова: „Наш владыка, в ночи, когда был предан…“, умирающий со стенаниями и вздохами приподнялся и снова упал, ясно сказав: „Ах да, господин пастор, в ночи, когда был предан“ — и испустил дух. Пастор рассказал своему преемнику, моему кузену, ныне еще здравствующему, что ничто его так не захватывало, как эти переживания у смертного одра старого генерала фон Беннигсена» [(см.: Боденштедт Фридрих , Воспоминания. Берлин, 1888. Т. 1. С. 76 ( нем. )].
. Вот тогда-то вдова и получила предложение — продать мемуары за 60 тысяч талеров.
«Ко мне!»
Николай I писал эти два слова у заглавия тех документов, которые считал необходимым совершенно изъять из обращения (например, «Мемуары Екатерины II», обнаруженные в бумагах погибшего Пушкина).
Мы снова находимся у той даты — 1826 г., — с которой начинали и от которой «Московские ведомости» отсчитывали 50 лет, ожидая обнародования секретных записок.
Несколько рассказов о происшедшем сходятся в основе, но расходятся в любопытнейших деталях. Послушаем:
1. Михайловский-Данилевский (в 40-х годах знавший практически все о секретных архивах, но сделавший цитируемую далее запись еще в 1829-м): «Получив предложение 60 тысяч талеров, вдова обратилась за разрешением к посланнику в Гамбурге Струве и получила в ответ письмо министерства иностранных дел, предлагавшее отправить записки мужа в Петербург. Согласно этой версии, Марии Беннигсен обещали вернуть рукопись после прочтения, но вместо того выслали известную сумму, и дело на том кончилось» [174] См.: Русская старина. 1893. № 7.
.
Читать дальше