Евгений Трефилов - Пугачев

И вот этого-то человека в начале октября 1773 года Рейнсдорп по совету Тимашева и своего помощника Мясоедова отправил к самозванцу с увещеваниями. Причем одно из них, если верить показаниям Хлопуши, предназначалось самому Пугачеву. Целью этой поездки было переманить бунтовщиков на сторону правительства, а при возможности схватить самого Пугачева «и свесть» его в Оренбург.

Хлопуша отправился из города ночью. По дороге ему встретился знакомый кузнец, которого он спросил:

— Где стоит Пугачев?

— Он стоит на старице реки Сакмары, — отвечал кузнец, — на самом берегу, а чтоб тебе приметно было, то увидишь тут повешенных трех человек.

Хлопуша, благополучно добравшись до лагеря мятежников, сразу подошел к самозванцу, стоявшему вместе с Максимом Шигаевым, и поклонился.

— Что за человек? — спросил Пугачев.

— Это, ваше величество, Хлопуша, — отвечал Шигаев, — самый бедный человек.

Шигаев знал Хлопушу, потому что после бунта 1772 года содержался вместе с ним в оренбургской тюрьме.

Самозванец велел накормить Хлопушу, который, в свою очередь, также в долгу не остался — «выняв из-за пазухи данные ему указы, подал Пугачеву». На следствии он объяснил свой поступок тем, что, мол, эти указы «отдать было некому, ибо ему навстречу из казаков никто не попался». По всей видимости, Хлопуша не только отдал бумаги, но и рассказал, что в них написано и вообще для чего он послан к повстанцам. Именно этим может объясняться отсутствие у Пугачева какого-либо интереса к этим указам: «…он велел их положить на стол; а сам поехал с молодыми казаками бегать по степи на лошадях». Но когда «император» возвратился, то призвал Хлопушу к себе в кибитку и спросил с усмешкой:

— Разве лутче тебя неково было губернатору послать?

— Я, ваше величество, не знаю.

— Только знать у губернатора-та и дела, что людей бить кнутом да ноздря рвать.

Затем самозванец распечатал указы и, сделав вид, что просмотрел их, приказал разодрать и сжечь, а Хлопушу спросил:

— Что ты, в Оренбург ли хочешь обратно ехать или остаться у меня служить?

— Зачем мне, батюшка, в Оренбург уже ехать, я желаю вашему величеству служить.

«Государь» дал новообретенному «рабу» семь рублей, велел купить одежду и наказал приходить вновь, когда деньги закончатся или не будет хлеба.

На следствии Хлопуша в свое оправдание говорил, что остался у самозванца, чтобы выполнить приказание губернатора — узнать, «сколько имянно у Пугачева пушек и протче-го снаряду, также и людей». По всей видимости, он и впрямь не исключал возможности возвращения в Оренбург, ибо действительно пересчитал людей и орудия. Согласно показаниям Хлопуши через несколько дней после описанной аудиенции бунтовщики чуть не повесили его, обвинив, что он приехал «для изведения государя», за что получил от губернатора две тысячи. Кроме того, у пугачевцев, вероятно, вызвало подозрение, что Хлопуша с известными нам целями ходил «блиско артиллерии». Однако заступничество Шигаева и результаты обыска (упомянутые две тысячи рублей не были найдены) избавили лазутчика Рейнсдорпа от смерти. Этот эпизод закончился торжественным прощением. Хлопушу подвели к ящику с хлебом, после чего Пугачев, «дав ему один коровай и две ноги баранины», сказал:

— Возьми и ешь, государь тебя прощает, только не ходи блиско артиллерии [277] См.: Летопись Рычкова. С. 221; Дубровин Н. Ф. Указ. соч. Т. 2. С. 36, 37, 44, 45; Допрос пугачевского атамана А. Хлопуши. С. 164, 165; Емельян Пугачев на следствии. С. 84, 85, 176,177; РГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 98 об., 99. .

Через некоторое время Хлопуша опять едва не стал жертвой подобных наветов, однако и на этот раз для него всё закончилось благополучно. В скором времени он стал одним из самых известных пугачевских полковников — такова была цена промаха, сделанного губернатором и его окружением. Впрочем, справедливости ради скажем, что подобные промахи совершали не только в Оренбурге, но, как увидим далее, и в самой столице. Теперь же вернемся к тому времени, когда пока еще рядовой бунтовщик Хлопуша вместе с другими пугачевцами приближался к Оренбургу.

Свидетельства о величине самозванческого войска сильно разнятся. Однако, на наш взгляд, наибольшего доверия заслуживают данные Хлопуши, который, в отличие от других очевидцев, специально выяснял, сколько у «Петра III» людей и пушек. По его подсчетам, «было у Пугачева 46 пушек, людей яицких казаков и всякого сорту с лишком две тысячи и большею частею пехота». В любом случае число восставших не было большим — по самым смелым и, видимо, недостоверным предположениям, на 5 октября 1773 года оно составляло до пяти тысяч человек. Однако, по сведениям губернатора Рейнсдорпа от 7 октября, пугачевцев было «около трех тысяч» (правда, он добавлял, что их войско день ото дня умножается). Как вспоминал самозванец на следствии, на подходе к Оренбургу он приказал «всю свою толпу растянуть в одну шеренгу, дабы издали можно было видеть, что сила у меня непобедимая» [278] См.: Пугачевщина. Т. 2. С. 133; Допрос пугачевского атамана А. Хлопуши. С. 165; Сподвижники Пугачева свидетельствуют. С. 110; Крестьянская война 1773–1775 гг. в России. С. 20; Емельян Пугачев на следствии. С. 85, 177; Летопись Рычкова. С. 218; Андрущенко А. И. Крестьянская война 1773–1775 гг. на Яике, в Приуралье, на Урале и в Сибири. С. 41, 42; Известие о самозванце Пугачеве. С. 591; Крестьянская война 1773–1775 гг. на территории Башкирии. С. 28. .