Владимир Ленин - К двадцатипятилетию первого съезда партии

Много времени отдавали чтению из легальной литературы по истории французской революции. «Старый порядок» —Токвиля, «Пролетариат во Франции и Англии» — Михайлова, «Этюды» — Каутского, «История культуры» — Липперта, Энгельса —«Развитие семьи и частной собственности» и пр. Из беллетристики «Углекопы» — Золя, Беллами — «Через 100 лет», Шпильгагена — «Один в поле не воин». Из периодической печати следили, главным образом, за корресспонденциями Иоллоса и Дионео и уже после следили за «Самарским Вестником» — единственной марксистского толка газетой.

[125]

Несмотря на большую перегруженность, каждый из нас считал своей о б я з а н н о с т ь ю всю вышеназванную литературу прочесть и следить за текущими событиями, из которых все, что только возможно было, использовывалось. Напр., в «Новом Слове» — закон 2-го июня. Обсуждалась история итого закона, его связь с забастовками 1896 года, т.-е., чем он вызван и, наконец, насколько он не удовлетворяет интересы рабочих.

Итак весь 1896 год ушел у меня и у нашего кружка портних на выработку своего миросозерцания и расширения деятельности кружков. Внутренняя работа все расширялась.

У нас уже была связь с заводами «Пересыпи», но хотелось наладить правильную связь с иногородними. Для пополнения группы новыми силами очень охотно была принята у нас такая фигура, как Гандлер (потом оказался провокатором). На нем придется несколько остановиться. Мое знакомство с ним было случайное через его жену — учащуюся. Гандлер был человек недюжинный и, главное, подкупал тем, что, будучи сыном состоятельных родителей, порвал с ними всякие связи, — человек со средним образованием — пошел в слесаря. Мы его считали своим. Его происхождение давало ему возможность иметь большие связи в мире интеллигенции, в которой мы так нуждались. Таким образом, когда он предлагал нам поставлять интеллигенцию, это было очень кстати нам и на руку ему. Как рабочий, и уже сидевший, он пользовался большим доверием у группы. Был момент, когда он вызвал подозрение, делая заметки во время разговора на своих манжетах, но он отвел это подозрение указанiем {18} 18 Написание оригинала. Использование буквы i отменено в 1918 г. — V_E. на наличие большого количества поручений, на слабость своей памяти и, наконец, — его манжеты самая надежная конспирация, так как легко смываются. Во всяком случае до провала, 10 марта 1898 года, ему удалось быть вне подозрения. Надо ему отдать справедливость, он немало потрудился для объединения нашей организации и внутренне и внешне; всякую новую связь, новую работу он подхватывал и из сил выбивался, чтобы закрепить и расширить связи, и по совершенно понятным причинам: позже нам стало все ясно.

Приблизительно к этому времени, к началу 1897 года относится появление брошюры «об агитации» и толки о пе-

[126]

реходе от кружковщины к широкой агитации поднятой приехавшей в Одессу Любой Айзенштадт.

В этот же период появился на нашем горизонте А. Поляк, член группы и наборщик «Рабочей Газеты». Знакомство было довольно простое. Сестра А. Поляка, портниха, жила в Одессе; я с ней была знакома; она, в свою очередь, сообщила брату, что есть портниха Цецилия, которая прикосновенна и так далее — этого было достаточно, чтобы через несколько дней он привез нам нелегальную литературу. Альберт поступил в типографию на Ришельевскую улицу, где находилась и мастерская, в которой я работала. Встречались мы очень часто, и я почувствовала в Альберте нужного нам человека. Но он недолго задержался в этой типографии, ему нужно было заработать на поездку в следующий город и найти пару знакомых рабочих, чтобы затем связаться с другими. Сегодня — здесь, завтра — в другом месте. Мне кажется, эта была не столь конспирация, сколько метод связывания города с городом. Альберта знали почти все члены группы, куда он вошел, в том числе и Гандлер. Мы уже были несколько связаны с Николаевом и очень скоро Л. Бронштейн, т.-е. тов. Троцкий, сговорившись с Альбертом, явился ко мне на квартиру за получением нелегальной литературы. Не помню, в этот раз или в другой, когда тов. Бронштейн уезжал из Одессы, я, согласно нашему обычаю следить за своими отъезжающими, оказалась в данном случае в такой роли, и была весьма недовольна тем, что он был в синей блузе. Сочетание синей блузы с высшей степени интеллигентным, симпатичным и выразительным лицом, и как бы смотрящим сверху вниз на все окружающее взглядом, хотя и удовлетворяли мою революционную эстетику, но как девица строгих правил, ставящая выше всего интересы дела, я не могла ему простить такую погрешность в смысле конспирации, тем более, что подозревала, что эта революционная внешность небезызвестна и самому носителю блузы. Мне казалось, что опытному одесскому шпику уж совсем нетрудно выделить эту заметную фигуру, на серообывательском фоне. Еще до приезда Альберта, группа уже имела связи с Кременчугом, куда ездил Вейнштейн, с Елисаветградом через Гринштейна; но все это носило случайный характер. На одном из собраний было решено организованно