Владимир Ленин - К двадцатипятилетию первого съезда партии

[129]

склонность к своей мастерской и вообще к своему собственному мещанскому благополучию, решили для себя центр тяжести перенести на заводы. Откололась небольшая группка, которая пошла за Л. Бронштейном, который и вел работу среди них. Наши ребята, относясь с большим уважением и даже с слабостью, я бы сказала, к этому несомненному, на наших глазах развивающемуся, таланту, отнесли этот грех за счет все той же широты народнического — читай, интеллигентского — мышления, которой грешил тогда тов. Л. Бронштейн. Мы утешались тем, что практически т. Бронштейн работает как марксист и были уверены, что революционная энергия выведет его от отживающего народничества нa путь марксизма. Так или иначе, но вопрос был решен. Тут же на собрании вменилось в обязанность каждому из нас связаться с фабрикой или заводом. Были распределены силы, кто куда. Между прочим, это решение, как и много других наших с о в е р ш е н н о к о н с п и р а т и в н ы х постановлений, вынесенных в присутствии провокатора Гандлера, стало известно жандармам, что можно видеть и теперь в архиве Одесского жандармского управления. Особенно солоно пришлось нам, ремеслепницам. Хлопцы так или иначе уже работали на заводах и могли туда попасть. Наши девицы решили выйти из этого положения таким образом: работая где-нибудь в центре города, бегали часов в 5 утра па какую-нибудь фабрику — спичечную, пробочную или друтовую, которая обычно находилась за 3-4 версты от центра. Тут же, под видом «наниматься», удавалось завязывать связи, узнавать об условиях жизни фабрики, расценку и т. п., что для нас приобретало все большее и большее значение. Ведь у нас уже был свой рабочий орган, куда требовался материал. Да и где можно и нужно било осветить рабочую жизнь? Не помню, попадал ли вообще какой-нибудь материал из Одессы в «Рабочую Газету», но одна такая корреспонденция о николаевском движении и провале пишущей эти строки очутилась в жандармском управлении и по ней жандармерия строила нашу связь с Николаевом. Но снесясь с тов. Троцким мы решили отвести от себя это обвинение создав какую-то небылицу.

Факт существования «Рабочей Газеты» был большим стимулом и увеличивал энергию в работе.

[130]

В заключение мне хотелось бы несколько охарактеризовать одесскую работу второй половины 1897 года. В конце августа или в первых числах сентября мы получили первый № «Рабочей Газеты»; злободневных и очень серьезных вопросов у нас стояло два: 1) объединение южпых организаций и 2) правильная постановка работы па местах. Что касается первого, то до известной степени соглашение было достигнуто. Мы уж довольно точно и правильно, как я уже отмечала, связались с Киевом, Кременчугом, Елисаветградом, Екатеринославом и совершенно регулярно с Николаевом, связались даже с работниками. Что же касается второго — планомерности в работе на местах, я бы сказала, никаких достижений — одни попытки; например, мае совершенно не помнится и думаю, что и не было у нас того, что было в Киеве и Николаеве и называлось Южно-Рус. Раб. Союзом или, хотя бы слово «Комитет». А между тем я была в самой гуще организации и, следовательно, не знать об этом не могла. Не помню совершенно, чтобы у нас была какая-нибудь печать. Ясно помню, что была касса, вносились взносы, был целый ряд конспиративных, квартир, но не было организованного центра, за исключением нашей основной рабочей группы. А эта группа хотя решала, постановляла, но никак себя не называла и крещенье, по-моему, мы получили лишь, когда были арестованы жандармами. Работу свою мы вели, главным образом, посредством устной пропаганды и агитации. Эта ненормальность у нас чувствовалась все больше и больше. Была одна попытка к разработке плана нашей организации и поручено было т. Гринштейну этот план схематизировать. Он написал небольшую брошюру. Это было приблизительно в то же время, когда получили «Рабочую Газету». Брошюра эта нами на ограниченном собрании была одобрена. Был заготовлен гектограф, но несмотря на то, что все было готово к печати — света она не увидела. Это как раз совпало с приездом Финкельштейна и Макодзюба, привезших нам небольшой транспорт литературы; вместе с Гринштейном они отправились к Гандлеру на совещания, захватив брошюру для ознакомления с ней и распределения литературы. Но по выходе из квартиры Гандлера они были арестованы.

[131]

Этот арест внес большое замешательство в нашу работу, хотя была положительная сторона — каждый из нас стал думать, что дни наши сочтены и поэтому необходимо скорее закрепить свою работу; такое закрепление мы видели в том, чтобы скорее создать объединенный рабочий центр, который объединял бы все революционные организации, распределяя силы, пополняя там, где были провалы, новыми людьми и, наконец, давал директивы в работе, отсутствие которых так сильно чувствовалось. При каждом аресте когда вырывались работники, не всегда сохранялась преемственность. Поэтому, когда мы получили 2-ой номер «Рабочей Газеты», где обсуждались организационные вопросы — вопросы съезда были очень своевременны. Только съезд и мог создать тот центр, необходимость которого так ощущалась, очевидно, всеми организациями, и Одессой в особенности. После провала Гринштейна и Я. Финкельштейна жандармерия буквально неистовствовала. Объяснялось это тем, что наш провокатор надавал много обещаний на счет техники и транспорта.