Владимир Ленин - К двадцатипятилетию первого съезда партии

В связи с появлением книжки П. Л. Тучапского приходится несколько изменить и свое мнение по поводу некоторых ошибок Акимова.

Но раньше всего по поводу одесского провокатора Гандера. После одесских записок М. Г. Даргольца н Ц. И. Линовецкой-Даргольц мне приходится признать, что Акимов

[49]

имел основание говорить, что речь шла о выборе Гандера на съезд. Правда, попасть на съезд Гандер во всяком случае не мог, так как и вообще было решено, что Одесса делегата иметь не будет, но Акимов имел сведения, что в одесской рабочей группе разговоры о выборе Гандера были, так как, повидимому, была речь о кандидатуре либо А. Д, Поляка, либо Гандера. Еще надо сказать, о требованиях П. П. С. к группе «Рабочей Газеты» по поводу работы Бунда. Согласно с Акимовым и мнение П. Л. Тучапского. После этого я должен сказать, что возможно, что этот эпизод может быть изложен у Акимова и Тучапского вернее, чем у меня. У меня (на стр. 75 «Пролетарск. Революции») сказано, что «прямого отношения к съезду они (эти переговоры) не имели». У Тучапского на стр. 66 сформулировано два требования.

Теперь мы должны перейти к самому важному пункту. Речь идет о том, были ли делегаты с императивными мандатами или нет. И Акимов и Тучапский утверждают, что да. Тучапский пишет: «делегаты должны были явиться на съезд с выработанными ответами на все эти вопросы и с императивными мандатами») (стр. 62). Так как согласны с Тучапским еще два мнения старых товарищей, которых я имел возможность спросить по этому поводу, кроме того, у меня хранится в памяти один эпизод, относящийся сюда, то я считаю возможным осветить этот вопрос. Дело вот в чем. Первая часть указания Тучапского, что делегаты «должны были явиться с выработанными ответами» вполне согласуется с задачами и целями собирателей съезда. Порядок дня должен быть обсужден по местам, — не явиться личным мнением делегата. Но была ли речь о прямой императивности? Я полагаю, что первая часть «о выработанных ответах» конечно безусловно верна. А что касается настоящей императивности, то, повидимому, дело обстояло так. Ведь протоколов не вели. Записей не было. Поэтому при личных переговорах, каковы бы ни были постановления конференции 17-18 марта 1897 г., мы напирали на первой части. Вторую, об императивности, оставляли в тени. Дело в том, что на конференции нашу группу представлял Вигдорчик. Своих личных воспоминаний о постановлениях у меня нет. Но для освещения вопроса послужит сохранившийся у меня в памяти эпизод со

[50]

съезда, который я до сих пор не знал куда приткнуть. Мне помнится, что по какому-то вопросу, перед принятием решения путем голосования, кто-то из делегатов заявил, что в данном случае он связан решением своей группы. Тогда на съезде был поставлен вопрос, можно ли принимать решения, обязательные, для всех, голосованием по всем вопросам или нет. И решен был этот вопрос утвердительно. Значит: то, что вопрос об императивности мандатов на конференции (1897 г.) подымался, можно оставить вне сомнения. Но также без сомнения при личных переговорах со мною, когда я лично передавал порядок дня съезда, вопрос об императивности, если где и возникал (хотя я этого совершенно не помню), мог мною разрешаться, согласно основным целям собирателей съезда так, как это сформулировано в первой части формулировки Тучапского, т.-е. в cмысле выработки всех этих ответов на местах. Иначе и не могло быть. Мы должны были делать уступки молодым организациям. Но чем более мы, собиратели, себя чувствовали сильнее, по мере этого мы этот вопрос острием обращали к местным организациям, т.-е. гарантию, какую от съезда хотели иметь местные группы, мы превращали в гарантию съезда от личных и случайных мнений делегатов. Вообще надо сказать, что на формальностях мы не задерживались. Например, каждая делегация, независимо от числа делегатов, имела один голос. А между тем с первых же заседаний съезда, как только мы заметили, что по всем важным вопросам мы имели большинство, мы перестали считаться с этим постановлением и голосовали персонально, а не по делегациям.

Высшее нравственное правило, каким руководится буржуазный мир, давно сформулировано Салтыковым-Щедриным: всяк за себя — топи своего ближнего. Девиз пролетария-революционера: один за всех и все за одного. Все авторы записок, во время своего активного участия в движении, отдали все свое самое лучшее, что у них было. Иначе они не стали бы революционерами. Хотя никому, кажется, из них не досталось счастья остаться в активных рядах непрерывно до последних дней. Я здесь хочу отметить их ре-