Вероятно, Федр начинает писать басни и издает две первые книги уже после смерти Августа. Затем он чем-то вызывает гнев всесильного Сеяна, временщика Тиберия; в этом – причина тех «бедствий», о которых глухо говорится в прологе к III книге (стк. 38–44), а может быть, уже в эпилоге II книги (стк. 18–19). Что вменялось Федру в вину и какое наказание он понес, мы не знаем. Сеян пал в 31 году, Тиберий умер в 37 году; около этого времени Федр пишет и издает III книгу басен с пространным прологом и эпилогом, обращенными к некоему Евтиху, которого он просит избавить его от последствий Сеянова приговора (III, эпилог, 22–23). По-видимому, просьбы достигли цели: больше Федр не упоминает о своем бедственном положении и жалуется только на происки литературных завистников (IV, 7, 22; V, пролог). Однако печальный опыт не прошел даром: Федр продолжает искать покровителей и посвящает IV книгу Партикулону, а V – Филету. О них мы ничего не знаем; судя по именам, они были вольноотпущенники. Из басни V, 10 видно, что баснописец дожил до преклонных лет, однако точное время его смерти неизвестно. Так как басня «Флейтист Принцепс» из последней книги в эпоху Нерона (54–68 годы) могла показаться насмешкой над сценическими выступлениями этого императора, то можно предположить, что эта книга была издана до 54 года (самое большее – до 59-го) или, напротив, после падения Нерона в 68 году.
Вот все, что мы знаем о Федре; это совсем немало по сравнению с той неизвестностью, которая окружает имя Бабрия. В противоположность Федру, Бабрий нигде, за единственным исключением, не говорит о себе. Поэтому его биографии мы не знаем и лишь по косвенным признакам можем предположительно определить его происхождение, время и обстоятельства жизни.
Имя поэта – Валерий Бабрий. Это имя не греческое, а римское, во всяком случае – италийское. Поэт знаком с римскими обычаями и нравами; в его речи попадаются обороты, заимствованные из латинского языка; его метрика отличается некоторыми особенностями, объяснимыми влиянием латинской стихотворной традиции. Жил он, по-видимому, в восточных провинциях Римской империи: на это указывают его слова о том, что он по опыту знаком с коварством и лживостью арабов; об этом же свидетельствует то, что он, в отличие от большинства античных писателей, подчеркивает происхождение басни с Востока – из Сирии и Ливии (во II прологе). Время жизни Бабрия – конец I – начало II века н. э., он одним-двумя поколениями моложе Федра. Первый пролог Бабрия обращен к некоему мальчику Бранху, второй – к «сыну царя Александра»; можно предположить, что Бранх и был сыном царя Александра, а Бабрий – судя по тону обращения – его учителем или наставником. Последним «царем Александром» на Востоке был Гай Юлий Александр, праправнук Ирода Великого: император Веспасиан (69–79) дал ему в управление островок возле Киликии, а Троян (98–117) сделал консулом. О положении Бабрия при его дворе мы опять-таки ничего не знаем; попытки истолковать автобиографически басни 74, 106 и пр. были совершенно произвольны.
Итак, Федр – грек, пишущий по-латыни, а Бабрий – римлянин, пишущий по-гречески. Уже это заставляет ожидать глубоких различий между двумя баснописцами. Рассмотрение их творчества подтверждает это.
Сравним две басни, написанные Федром и Бабрием на один и тот же хорошо известный сюжет: «Лягушка и бык» (Федр, I, 24; Бабрий, 28). Федр начинает басню в упор: «Лягушка на лугу быка увидела…», – а Бабрий издалека: «Однажды бык, придя на водопой к пруду…» Изложение Федра – повествовательное, прямолинейное, четко расчлененное; изложение Бабрия – наполовину диалогическое, естественное и гибкое. Тон Федра – рассудочный («…и, росту столь огромному завидуя…»); тон Бабрия – наивно-живописный («огромный толстый зверь на четырех лапах…»). У Федра поведение лягушки нелепо с самого начала; у Бабрия оно заботливо мотивировано всей первой половиной басни. У Федра басня кончается логически – гибелью лягушки; у Бабрия же, исчерпав художественные возможности сюжета, ограничивается лишь намеком на этот исход. Басня Федра проще, басня Бабрия богаче.
Вот другой пример – басня о пастухе, сломавшем рог козе (Федр, А, 22; Бабрий, 3). У Эзопа (281) она коротка – пять строчек прозы; Федр ее еще более сокращает – до четырех строчек стихов: отбрасывает всю завязку и прямо начинает: «Пастух, козе дубинкой обломавши рог…» Бабрий, напротив, не сокращает, а распространяет басню: упоминает, где и какие травки щипала отставшая коза, вводит трогательные просьбы пастуха («Ах, козочка, ведь мы с тобой в одном рабстве…»). Результат тот же: у Федра краткий и ясный отчет о событии, у Бабрия живая, выразительная сценка.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу