Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 1 - Греция

Что такое басня, каждый знает с детства: короткий рассказ, часто стихотворный, обычно про животных, говорящих и действующих по-человечески, и при нем короткая мораль, прямо формулирующая идею рассказа: «басня учит тому-то». Основное повествование роднит басню с животной сказкой, мораль – с пословицей: иные пословицы, вроде «знает кошка, чье мясо съела», выглядят готовыми неразвернутыми баснями. Всякое художественное произведение соединяет в себе занимательность и поучительность, но в басне они делят между собою территорию произведения так четко, как нигде. И как они тянут басню в разные стороны – это тоже видно здесь так наглядно, как нигде.

В русском языке для этого жанра есть два названия, и оба не случайные: «притча» и «басня». Слово «притча» – от глагола «приткнуть», «притачать»: это история, рассказанная к случаю, как пример, в качестве довода. Слово «басня» – от глагола «баять», рассказывать приятные выдумки: это история, предлагаемая сама по себе, ради собственной занимательности. В притче важна мораль, в басне важно повествование. Притча существует только в контексте проповеди или спора – басня может существовать и вне контекста.

Даже такая привычная черта басни, как изображение животных, ведущих себя по-человечески, объясняется ее происхождением из притчи. Притча – это довод в споре, цель ее – не только опровергнуть, но и унизить собеседника, а для этого выгоднее всего подчеркнуть сравнением самое примитивное, самое упрощенное в ситуации – то, что роднит человека с животными. Разумеется, животные представляются здесь не с зоологической точностью, а такими, какими видит их народная психология: в Европе заяц – трус, а в Африке – хитрец. Если действуют не животные, а люди, то под такими же однозначными ярлыками: «крестьянин», «скупец» и пр.

Исторически притча старше басни: она существует с тех пор, как существует язык, спор и доводы в споре. На Ближнем Востоке притча пользовалась большим почетом, тексты притч мы находим на шумерских и вавилонских клинописных табличках, находим в Библии. Но выделиться в самостоятельный жанр, независимый от контекста, как в Библии, и не смешиваемый с пословицами и поучениями, как в Шумере и Вавилоне, – стать из притчи басней на Востоке она не смогла. Это произошло только в Греции.