Моника Блэк - Земля, одержимая демонами. Ведьмы, целители и призраки прошлого в послевоенной Германии

После войны отец Эберлинга, которого тот называл не только социалистом, но и противником нацизма, как и себя самого, являлся местным политическим представителем ( Kreisabgeordneter ) и мэром, а также третейским судьей. Кроме того, он занимал несколько почетных должностей и участвовал в местных мероприятиях по денацификации. Эберлинг тем временем работал в отцовской столярной мастерской. В 1947 г. он держал экзамен на звание мастера-краснодеревщика, но провалил часть испытания. Экзаменаторы, сказал он, были политическими врагами его отца [633] LSH, Abt. 352, Itzehoe, Nr. 418, Nervenärztliches Gutachten, March 21, 1955, pp. 34, 36. .

Однако история Эберлинга не просто о добре и зле, о преступлениях нацистской эпохи и наказаниях периода постнацизма. Это и не народная поучительная сказка, в которой пострадавшие от диктатуры дождались послевоенного избавления или отомстили. По его собственным словам, Эберлинг подвергался преследованию, был заключен в тюрьму во время правлении нацистов и, как антифашист, лишен гражданских прав за следование своему стилю духовной медицинской практики. На экзамене, который обеспечил бы ему лучшее в экономическом отношении будущее, он из-за предубеждения получил заниженную оценку. Тем не менее Эберлинг обратил внимание фрау Хеш, семья которой выделялась при нацистах, на Клауса, первого послевоенного мэра их местечка, указав, что этот человек «желает ей зла» [634] LSH, Abt. 352, Itzehoe, Nr. 413, p. 35, April 22, 1954. . Хроники денацификации свидетельствуют, что родственник Клауса Адольф был могущественным местным нацистом, Blockleiter , его задачей было контролировать округу и способствовать идеологическому соответствию. О самом Клаусе таких записей не существует [635] LSH, Abt. 460.16, Nr. 219; LSH, Abt 352, Itzehoe, Nr. 413, p. 17, April 8, 1954. .

Не вполне правильно видеть в Эберлинге человека с исключительно благочестивыми намерениями, оказавшегося в тисках авторитарного государства и интригах маленького городка. В ходе расследования полицейские опросили его пациента по имени Вальтер [636] LSH, Abt. 352, Itzehoe, Nr. 414, показания Вальтера, 19 октября 1954 г. . Государство принудительно стерилизовало Вальтера в 1939 г. за «тупоумие» [637] LSH, Abt. 351, Nr. 1130, p. 26, Abschrift, November 11, 1954. . Применив к нему Besprechen , Эберлинг сказал Вальтеру, что он снова станет способным иметь детей. Примерно через восемь недель у его жены Кете прекратились месячные. Похоже, заклинание сработало. Позднее, однако, Кете заявила, что в ее беременности виновен Эберлинг. Она навещала своих родителей; Эберлинг был там же. Они возвращались одной дорогой, как вдруг Эберлинг схватил ее и «имел половое сношение», «прислонившись к стене ссудно-сберегательного банка». Секс был по согласию, сказала Кете, он не прибегал к угрозам. Однако она задумалась, не намеревался ли Эберлинг так поступить с самого начала, чтобы создать впечатление, будто излечил бесплодие Вальтера [638] LSH, Abt. 352, Nr. 414, показания Кете, 19 ноября 1954 г. .

В этой истории о местечковой магии и боязни тайного зломыслия в Дитмаршене нет ничего однозначного. Свидетельства, хотя и многочисленные, не могут ответить на все вопросы, которые хочется задать, а то, что доступно, можно интерпретировать по-разному. Но так и работает колдовство. По своей природе оно двойственно и обусловлено контекстом, объясняет Жанна Фавре-Саада, психоаналитик и этнограф, написавшая прекрасные работы, посвященные верованиям в существование ведьм в Северной Франции. Кто является злом и кто совершает действия, чтобы противостоять злу в данных обстоятельствах? Кто исцеляет, а кто насылает болезнь? Во времена обострения страхов и недоверия не всегда удается знать, кто твой друг и кто — враг [639] Jeanne Favret-Saada, Deadly Words , 63, 169; Anti-Witch , Введение, x. . Именно эта двойственность и позволяет обвинениям вспыхивать, а «вере в ведьм» становиться полномасштабным ужасом перед ними.

История Эберлинга также проливает свет на некоторое скрытое, неявное влияние местной власти на жизнь людей до и после 1945 г. В такой земле, как Шлезвиг-Гольштейн, насчитывавшей множество бывших членов нацистской партии, пожалуй, неудивителен слабый общественный или государственный запрос на порицание или осуждение нацистов после войны. Согласно одному из отчетов, ни один человек во всей земле не относился к категориям лиц, совершивших преступление или тяжкое преступление, и больше 99 % прошедших через денацификационные суды, «полностью реабилитировали или приговорили к небольшим штрафам». В общем, официальные лица в Шлезвиг-Гольштейне демонстрировали «бюрократически формальный» подход к жертвам нацизма, а бывшей нацистской элите предоставили широкие возможности для социальной реинтеграции [640] Danker and Schwabe, Schleswig-Holstein und der Nationalsozialismus , 176, 183. .