Борис Фонкич - О современных методах исследования греческих и русских документов XVII века. Критические заметки

Итак, палеографическое изучение документальных источников исследования В. Г. Ченцовой опровергает ее выводы относительно Антония Ксиропотамита как писца греческих грамот № 307 и 308 и заставляет по меньшей мере сомневаться в наличии в Москве неких лиц, взявших на себя труд написания челобитной царю от имени Новоспасского архимандрита Никона.

Теперь обратимся к вопросу об иконописце Ямвлихе, его происхождении и месте создания копии Портаитиссы. Из текста двух грамот монахов-ивиритов в Москву, к царю и Никону, следует, что иконописец Ямвлих, «сын кир Романа», принадлежал к братии Ивирского монастыря. Во всяком случае, ни из чего не следует, что он трудился вне обители; напротив, изложение ведется так, что читателю понятно: следующее после исполнения копии Богоматери Вратарницы действие монастырских властей, а именно выбор инока для доставки иконы и сопроводительных грамот в Москву, имеет место здесь же, причем для этого намеренно избирается старец Корнилий, подвизающийся «на горе в скиту святого и триблаженного Гавриила, принявшего по откровению святую икону Богоматери из моря».

Это слишком «гладкое» повествование В. Г. Ченцова разрушает с помощью надписи самого иконописца на нижней лузге созданной им копии:

Ιάμβλιχος γράψαιτο τήνδε σύν πόνω | του 'Ρωμανού ών τοΐς Ίβήρων κελλίοις, | έτους 7156.

Текст надписи, как отметила В. Г. Ченцова, «является ритмическим и представляет собой два двенадцатисложника…, дополненных датой» («Икона Иверской Богоматери…». С. 272]. Поэтому при чтении начала второй части следует сделать ударение 'Ρώμανου, а в таком случае оказывается возможным следующее рассуждение.

– Ямвлих, будучи монахом, не мог при своем имени указать также имя отца: «Отчество, заменявшее порой грекам фамилию, указывалось для светских лиц. Если бы в подписи под иконой Ямвлих действительно пожелал указать имя отца, то, видимо, слова του 'Ρωμανού стояли бы непосредственно за его собственным именем» (Там же).

– του 'Ρωμανού «должно относиться к месту либо происхождения самого Ямвлиха, либо – расположения «ивирских келий»» (Там же).

– «Не могла ли здесь идти речь о городе Роман – епископстве в Молдавии (недалеко от Ясс)?» (Там же).

– Поскольку «Ямвлих был не "Романовым", а происходящим из Ро́мана или жившим в кельях ивиритов в Ро́мане, то это могло несколько смутить (выделено нами. – Б. Ф.) писавших грамоты. Видимо, они сознательно решились на несколько иную интерпретацию подписи иконописца (выделено нами. —

Б. Ф.): в соответствии с текстами грамот Ямвлих оказался иеромонахом-ивиритом, который писал икону на Афоне по особому чину, пребывая в посте и молитве» (Там же).

Итак, анализ надписи на иконе и грамот № 307 и 308 позволяет В. Г. Ченцовой прийти к выводу о создании копии Портаитиссы не в Ивире, а в Молдавии и восстановить картину фальсификации ивирскими монахами всей обстановки изготовления копии чудотворной иконы Богоматери Вратарницы, предназначавшейся для Москвы.

Это – первый филологический экскурс В. Г. Ченцовой в нужной для нас части ее книги. Из него мы узнаем немало «интересного». Во-первых, это невозможность для монаха, в данном случае – писца или иконописца, указать свое отчество или даже фамилию. Любопытно, что замечание такого рода, очень важное для ее работы, В. Г. Ченцова делает без всякой аргументации, ссылок на источники и литературу Между тем, здесь следовало бы быть осторожнее, привлечь разного рода справочники и каталоги, а не спешить с добычей еще одного «доказательства» для подтверждения своей в высшей степени оригинальной гипотезы. Специальная же литература дает материал для следующего наблюдения: как в византийский, так и в поствизантийский периоды а) сами переписчики рукописей (их записей существовало и дошло до нас гораздо больше, чем «колофонов» иконописцев), хотя и редко, но все же указывают свои отчества и фамилии (по двум буквально взятым наугад справочникам мы нашли их более десятка в период с XIV по XVIII вв. [55]); б) такие же сведения могут сообщаться о писцах другими лицами, так или иначе имевшими отношение к созданию рукописи (или иконы, как это мы видим в случае с копией Портаитиссы в грамотах № 307 и 308). Для монашеской среды указания такого рода представляют собой не правило, а исключение, их появление вызвано определенными причинами, догадаться о которых в большинстве случаев едва ли возможно. Тем не менее, то обобщение, которое позволяет себе В. Г. Ченцова, неверно. Ивирским монахам, составлявшим грамоты царю Алексею Михайловичу и архимандриту Никону, не было никакой нужды заниматься фальсификацией сведений о происхождении их иконописца. Зная все о своем собрате, ивириты как бы дополнительно подтверждали сведения иконописца в его надписи, и наоборот, можно сказать, что надпись самого Ямвлиха на иконе в данном случае «подтверждает» сведения о нем, сообщенные в грамотах.