Борис Фонкич - О современных методах исследования греческих и русских документов XVII века. Критические заметки

Начнем с палеографического анализа В. Г. Ченцовой почерков двух греческих грамот Ивирского монастыря 1648 г. Первая [46]грамота, заслуживающая нашего специального внимания, – послание ивиритов царю Алексею Михайловичу (РГАДА. Ф. 52. Оп. 2. № 307]. В 2007 г. В. Г. Ченцова, как было указано выше, опубликовала большое исследование, посвященное писцу этой грамоты. На основании изучения собранного ею материала греческих рукописных книг и документов она доказывала, что писцом грамоты № 307 являлся известный каллиграф XVII в. Антоний Ксиропотамит, работавший, возможно, в крупном скриптории в одном из метохов святогорских монастырей в Дунайских княжествах [47].

Это заключение позволяло автору делать далеко идущие выводы об изготовлении не только двух документов, но и самой копии Портаитиссы не на Св. Горе, в Ивирском монастыре, а в Молдавии. Дальнейшая разработка наблюдений такого рода и привела в конце концов к появлению рецензируемой здесь книги.

В том же 2007 г., вслед за статьей В. Г. Ченцовой, мы опубликовали свой разбор ее палеографических выводов, показав полную несостоятельность и ошибочность не только почерковых отождествлений, но и базирующихся на них представлений о происхождении московской копии иконы Богоматери Вратарницы [48]. В. Г. Ченцова, однако, отнеслась к нашей критике с полным равнодушием [49]и, издавая книгу, привлекла тот же самый материал, что и в своей статье 2007 г., сделав микроскопическую «уступку» лишь однажды, когда заявила, что ее палеографическое исследование позволило ей «предположительно (выделено нами. – Б. Ф.) отождествить писца… с иеромонахом Антонием из афонского монастыря Ксиропотаму…» («Икона Иверской Богоматери…». С. 25). Однако затем это не влияет на выводы В. Г. Ченцовой, абсолютно уверенной в точности своих идентификаций. Более того, ее уверенность становится все более прочной после того, как ею были привлечены для сопоставления некоторые образцы книгописания Антония Ксиропотамита из афонских рукописей Xeropot. 168 и Vatop. 1168: исследование В. Г. Ченцовой этого материала увидело свет вскоре после выхода из печати ее книги [50].

Между тем, если издание рецензируемой книги нисколько не изменило отношения ее автора к тому материалу греческих документов и рукописей, который был введен В. Г. Ченцовой в оборот в 2007 г. и, следовательно, – оставило ее работу относительно происхождения московской копии Богоматери Вратарницы на той же почве ошибочных палеографических определений, то расширение рукописной базы исследования за счет бесспорных автографов Антония Ксиропотамита, вопреки мнению автора, отнюдь не укрепляет ее позицию, но, напротив, дает дополнительные возможности для критики В. Г. Ченцовой-палеографа. Теперь она отождествляет с писцом грамоты № 307 не те почерки (множ. число!), которые и в 2007 г., и в книге принимала за один и считала весь этот конгломерат почерком Антония, а настоящий почерк Ксиропотамита, подлинность которого удостоверяют колофоны самого писца. Располагая другим материалом, она не видит разницы между первым вариантом книжного письма Антония и письмом грамоты № 307 и считает их идентичными.

Совсем недавно, подвергая разбору приемы работы В. Г. Ченцовой с почерками «типа Бозеу», мы отмечали ее неумение различать руки писцов в пределах указанной группы, непонимание ею тех принципов идентификации почерков, которые позволяют воссоздавать группу переписчиков, а не принимать работу нескольких людей в качестве труда одного каллиграфа [51]. Теперь мы должны отметить то же самое в палеографическом исследовании В. Г. Ченцовой рукописей и документов «ксиропотамского стиля». Эта группа, правда, не так трудна для анализа, как «стиль Бозеу», но и здесь необходимо умение различать индивидуальные почерки. Вот этим-то умением В. Г. Ченцова, привлекающая новый и, казалось бы, столь важный для ее концепции материал, и не обладает: она не видит разницы между исключительно каллиграфичным, «твердым», «строгим» почерком Антония Ксиропотамита, отличающимся незначительным, совсем небольшим наклоном письма вправо (рис. 1–2], и вполне обычным, более «мягким», с гораздо большим наклоном вправо с одновременным постоянным «уходом» некоторых элементов влево почерком писца документа № 307 (рис. 3), которого, в отличие от Антония, никак нельзя назвать каллиграфом, не замечает бросающейся в глаза разницы в уровне, «качестве» письма этих переписчиков и, что уж совсем удивительно, проводя побуквенное, поэлементное сравнение почерков, не видит различия между подлинным мастерством одного и вполне ремесленным уровнем исполнения – другого. Выражаясь языком палеографов и историков искусства, у В. Г. Ченцовой «нет глаза», а это значит, что она не воспринимает почерки, во всяком случае, принадлежащие к непростым, трудным для анализа стилям письма, не различает качества работы писцов. Тогда о каком палеографическом анализе, о каких основанных на нем далеко идущих выводах может идти речь?