Елена Рыдзевская - Древняя Русь и Скандинавия в IX–XIV вв.

Византийские и восточные авторы, а также наши летописные греко-русские договоры дают нам картину военных и торговых отношений Руси, русов, с соседями. Та Русь, с которой имели дело эти соседи, представляет собой социальную верхушку, стоящую во главе военно-торговых предприятий; в ее состав входят и пришельцы с Севера (преимущественно из Швеции) — воины, дружинники, купцы. Византия и Восток имели дело не с широкими массами населения, а именно с этой прослойкой — отсюда и то отождествление Руси с норманнами, которое как будто вытекает из ономастики греко-русских договоров и из названий днепровских порогов у Константина Багрянородного. Та Русь, которая, по свидетельству этого же автора, ходит в походы, собирает дань с восточнославянских племен и совершает ежегодные путешествия по Днепру в Константинополь, — это не племя, а социальная группа, киевская дружина, включающая в себя норманнов, но состоявшая далеко не исключительно из них. Столетием раньше аналогичное отождествление Rhos с норманнами, в частности со шведами, мы находим в Вертинских анналах под 839 г. в составе этой Rhos вполне могли быть и выходцы из Швеции, которую в Германии в это время уже знали; Sueones Вертинских анналов — это pars pro toto , но ни в коем случае не доказательство скандинавского происхождения Руси. Что касается отождествления варягов с Русью у составителя Повести временных лет, то это — явление несколько иного порядка. Конечно, и тут могли иметь значение участие и роль норманнов в южнорусских военно-торговых предприятиях, но в основном летописцу понадобилось ввести эту комбинацию в свой труд и развить ее в связи с той историографической концепцией, в которую входит и легенда о призвании князей. Название «Русь» связано с югом; там сидят киевские князья, так называемые Рюриковичи; их норманское происхождение и генеалогия утверждаются легендой о призвании в обработке летописца. Отсюда недалеко и до возведения Руси к тем же варягам и до превращения ее в никогда не существовавшее скандинавское племя.

[ 1939 г .]

Одним из вопросов, долго остававшихся невыясненными в области скандинаво-русских отношений в древнейший, домонгольский, рериод русской истории, является вопрос о названии Руси у скандинавов Garðar или Garðariki ; первое является более ранним и более народным, второе — позднее и носит скорее книжный характер [263] Söderberg S . Runobgiska och arkeologiska undersökningar pä Öland sommaren 1884.— «Antiqvarisk tidskrift för Sverige», 1905, del. 9, N 2, s. 17. . Разъяснение этого вопроса дал недавно вкратце Ф. А. Браун [264] Braun F . Das historische Russland im nordischen Schrifttum des X. — XIV. Jahrhunderts. — In: Festschrift Eugen Mogk zum 70. Geburtstag. Halle, 1924, S. 192. . Настоящая небольшая работа примыкает к его постановке вопроса и является развитием кратко очерченной им темы, давно уже указанной им мне в качестве предмета исследования, за что я приношу ему здесь глубокую благодарность [265] Этого же вопроса мне уже пришлось коснуться вкратце в статье «Холм в Новгороде и древнесеверный Holmgarör» (ИРАИМК, т. II. Пб. 1922, с. 110). .

Основное — двойное — значение слова garðr в древнескандинавском языке: 1) «ограда, забор», 2) «огороженное место, участок земли, жилье, двор». По существу, мы его находим во всех языках германского корня; с ним оно переходит и в финский и родственные ему языки (финское — kartano , мордовское — kardas , зырянское — karta и др.) [266] Mikkola J. J. Berührungen zwischen den westfinnischen und slavischen Sprachen. Helsingfors, 1894, S. 20, где это слово рассматривается как заимствование из языка индоевропейского, но не славянского. См. также: Thomsen W. Uber den Einfluss der germanischen Sprachen auf die finnischlappischen. Halle, 1870, S. 41; Погодин А . Л . Киевский Вышгород и Гардарики. — ИОРЯС, 1914, т. XIX, кн. 1, с. 11. . В славянских же языках, заимствовавших его из готского [267] Paul Н. Grundriss der germanischen Philologie, Bd. I. Strassburg, 1891, S. 355; Bd. II. Strassburg, 1893, S. 826; Falk H. og Torp A . Etymologisk ordbok over det norske og det danske sprog. Kristiania, 1903–1906 (под словом gaard , где указано, между прочим, что литовское gardas заимствовано из германского, а литовское zardis восходит к индо-германскому * ghordi ); Ктек G . Einleitung in die slavische Literaturgeschichte. Aufl. Graz, 1887, S. 147. , оно получило значение не «дом, двор, жилье», как в германских, а «город» в смысле urbs , «укрепление», аrх — в частности, «городская стена». В древнескандинавском языке garðar — именительный падеж множественного числа от существительного мужского рода garðr (основа на - a ; garða — родительный падеж множественного числа); riki — в территориальном смысле «страна, область, государство»; в виде имени существительного это слово встречается еще в праиндогерманском ghqrtos и ghordis ; обе эти формы восходят к корню gher со значением «охватывать, окружать»; отсюда же латинские cohors и hortus и греческий χορτος [268] Hoops J. Reallexikon der germanischen Altertumskunde, Bd. I. Strassburg, 1911, под словом Garten . .