Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907 - мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Соображения дипломатических представителей и военных экспертов о закулисных маневрах англичан находили подтверждение в информации об уже упоминавшихся поездках членов Королевского географического общества (КГО) и визитах политических представителей различного уровня из Индии в Йеттишар. Примером первого рода стала миссия 1869 года в Кашгарию Роберта Шоу, которого интересовала возможность расширения торговли со Страной семи городов [471]. «Он (Якуб-бек. — Е.С .) надеется, что королева разрешит ему «погреться в лучах ее славы», — писал этот путешественник вскоре после своего возвращения, — и ему бы хотелось поддерживать добрые отношения с англичанами, потому что он окружен врагами и завистливыми соперниками… Он называет русских и гениями, и злодеями» [472]. Почти одновременно с Шоу другой исследователь Джордж Хэйуорд, переодетый пуштуном, тайно пересек границу Йеттишара для топографического изучения территории этого государства. За свои труды по исследованию Западных Гималаев он был награжден золотой медалью КТО [473]. Наконец, Роберт Мичелл, офицер Политического департамента индийского правительства, составил аналитический обзор ситуации в Восточном Туркестане, уделив главное внимание антицинскому восстанию и утверждению Якуб-бека в качестве независимого правителя. Мичелл рекомендовал министерству по делам Индии направить специального посланника в Кашгарию с целью основательного зондажа дальнейших намерений властителя Йеттишара [474].

Этот меморандум, во многом основанный на информации, собранной ранее британскими путешественниками и секретными агентами, открыл возможность для официального визита туда сэра Т. Форсайта, речь о котором уже шла ранее. В отличите от Шоу и Хэйуорда его поездка была официально санкционирована министерством по делам Индии и вице-королем лордом Майо [475]. По словам старейшин и влиятельных купцов, с которыми Форсайт встретился в Ладакхе (Кашмир) перед отъездом в Кашгарию, Якуб-бек не скрывал-де стремления всячески поощрять торговлю с британскими подданными. Но в то же время правитель Йеттишара серьезно опасался наступления русских под предлогом оказания военной поддержки империи Цин для реставрации ее власти. Известные прецеденты вторжения казаков на территорию Кашгарии в 1859 и особенно в 1867 гг., когда царские эмиссары предлагали Якуб-беку установить прямое сообщение через перевалы Тянь-Шаня между Верным в Семипалатинской области и г. Кашгар, вызывали тревогу правителя, объявившего себя вскоре эмиром с согласия турецкого султана. Но еще более важным являлось то, что русские, по мнению Якуб-бека, были осведомлены о его плане добиться признания державами «буферного» статуса его владений по примеру Афганистана [476].

Чтобы избежать предлога для вмешательства русских в дела Йеттишара, Форсайт должен был согласно полученным им инструкциям убедить новоявленного эмира занять более осторожную позицию по отношению к России [477]. И хотя английский представитель опустил этот эпизод в своем отчете для лондонского Кабинета, российские агенты информировали Петербург о батарее горной артиллерии и 10 тыс. винтовок, которые Форсайт предложил доставить владыке Кашгарии в качестве дара индийского правительства [478].

В то же время почти все российские эмиссары, прибывавшие ко двору Якуб-бека, будь это капитан Рейналь в 1868 и 1875 гг., капитан Каульбарс в 1872 г. или капитан Куропаткин двумя годами позже, предпринимали попытки не допустить консолидации его государства на границах Русского Туркестана. Несмотря на то, что посланники эмира, которых он периодически направлял с визитами вежливости в Петербург на протяжении 1869–1873 гг., убеждали Александра II в стремлении их повелителя поддерживать дружественные отношения с великой Российской империей, царское правительство проявляло понятную сдержанность [479]. Таким образом, у современников создавалось впечатление, что официальный Петербург просто использует Якуб-бека как «пешку» на «шахматной доске» Большой Игры для того, чтобы заставить как китайцев, так и англичан смириться с усилением постоянного присутствия русских в этой части Азии. Кроме того, для России было крайне важно ограничить влияние Османской империи на Якуб-бека, поскольку султан специальным указом взял Йеттишар под свое покровительство и даже послал туда нескольких военных инструкторов для обучения армии новоявленного эмира [480].

Возникновение крупного тюркского государственного образования вслед за восстанием уйгуров и дунган не могло не отразиться на восприятии ситуации военными администраторами Сибири и Туркестана, которые энергично выступали против выжидательного образа действия на границах с Йеттишаром. «Пришло время оставить осторожную политику по отношению к Восточному Туркестану», — заявил, например, генерал-губернатор Восточной Сибири граф Н.Н. Муравьев-Амурский на совещании под председательством Милютина в сентябре 1870 г. Предложение о срочном занятия Урги и Улясутая — крупных центров на территории Внешней Монголии — было изложено им в письме военному министру 23 декабря того же года [481]. Не стоит поэтому удивляться, как резонно заметил один из зарубежных историков, что «возможность вторжения Якуб-бека в долину реки Или при поддержке Британии стимулировала превентивный удар, нанесенный Кауфманом». Еще одной причиной возникновения кризиса вокруг этой области, по мнению английского историка, вероятнее всего стало запланированное Петербургом окружение территорий, населенных монголами-ойратами, владениями, зависимыми от России [482].