Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907 - мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Очевидно, под впечатлением этих высказываний американский историк М. Холдсуэз пришла в своей монографии к ошибочному выводу, что «система буферных стран и более или менее признаваемые сферы влияния, которые составили modus vivendi между Великобританией и Россией в Центральной Азии, были тем, что как Горчаков, так и Гире стремились учредить на протяжении всей второй половины века (девятнадцатого. — Е.С. ). Этому хрупкому балансу неизбежно угрожал каждый новый шаг в ходе русского продвижения вперед, и именно это соображение сдерживало и откладывало более агрессивные планы военных администраторов, причем не только ответственных лиц в Туркестане и Западной Сибири, но и на Кавказе» [389]. Наше исследование показывает, однако, что царское правительство так и не сделало окончательного выбора в пользу одного из сценариев, понимая статус буферов не совсем так, как его рассматривали творцы британской внешней политики. Если для русских буферное государство являлось протекторатом, фактически лишенным суверенитета, то англичане признавали его независимость, хотя и ограниченную личными договоренностями с местными правителями.

Ранее мы уже упоминали идею буферных государств, предложенную К.В. Нессельроде в бытность его министром иностранных дел при Николае I. Позднее, уже в период царствования Александра II некоторые высокопоставленные региональные администраторы развивали эту концепцию. К примеру, генерал-губернатор Оренбурга и Самары Н.А. Крыжановский предложил Горчакову восстановить Ташкентское ханство, существовавшее в начале XIX в. и позднее разгромленное Кокандом. Согласно точке зрения генерала, такое буферное государство могло эффективно прикрыть границы России на Амударье [390]. Ниже будет также показано, как всесильный Кауфман одно время выступал со сценарием поддержки Петербургом создания буфера в Восточном Туркестане.

Возвращаясь к объяснению мотивов завоевания центральноазиатских ханств, полагаем, что не следует сбрасывать со счетов дополнительные факторы, оказывавшие влияние на этот процесс: честолюбивые амбиции сильных личностей, вроде Игнатьева, Кауфмана или Черняева; соперничество различных политических клик при петербургском дворе за благосклонное внимание императора, а также трения между центральным правительством и формировавшимися региональными элитами, — все эти обстоятельства снижали оперативность и эффективность принятия решений в конкретных ситуациях [391].

Наконец, вопрос о цене перманентных завоеваний очень скоро встал на повестку дня общественной дискуссии, что свидетельствовало о начале складывания в России гражданского общества на рубеже 1860-х — 1870-х гг. Систематическое покорение Туркестана, этого региона, который стал для империи, по словам одного из британских консулов, «великой военной школой» [392], представлялось в статьях некоторых публицистов гораздо менее дорогим предприятием, чем бессчетные спорадические карательные операции по умиротворению воинственных племен и разбойных шаек, совершавших набеги из регионов, неподконтрольных русским [393].

Решение царя учредить на территории Коканда постоянные военноадминистративные органы привело к обнародованию высочайшего повеления о создании новой провинции на землях, которые раскинулись от озера Иссык-Куль на востоке до Аральского моря на западе. 6 февраля 1865 г. генерал-майор М.Г. Черняев, прозванный современниками «Ташкентским львом» за взятие крупнейшего города Центральной Азии, был назначен военным губернатором Туркестанской области с оперативным подчинением генерал-адъютанту Крыжановскому. Несмотря на это, Черняев продолжал действовать во многом на свой страх и риск в соответствии со складывавшейся обстановкой, а больше с собственными амбициями, которые он стремился оправдать происками англичан и экспансией Бухары против Коканда. Зачастую игнорируя распоряжения своего непосредственного начальника, не говоря уже о приказах военного министра, находившегося вдали от туркестанского театра, избегать немотивированных атак кокандских укреплений, новоявленный «конкистадор» использовал любой предлог для карьерного роста.

Так, штурм Ташкента и вторжение в Бухарский эмират он опять-таки представил как превентивный удар с целью нейтрализации коварных планов Англии укрепить свои позиции в ханствах [394]. Однако регулярные нарушения субординации со стороны генерала, методично фиксировавшиеся Крыжановским, и просьбы Горчакова обуздать строптивого военачальника, импровизированные операции которого выставляли Россию в крайне невыгодном свете перед международной общественностью, все же вынудили царя отозвать Черняева в Петербург, назначив специальную комиссию для расследования его деятельности. Любопытно, что, несмотря на временную опалу, «Ташкентский лев» впоследствии оказался востребованным на фронтах русско-турецкой войны 1877–1878 гг., по завершении которой получил пост генерал-губернатора Туркестана уже в царствование Александра III [395].