Роман фон Раупах - Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

В Латвию была послана карательная экспедиция генерала Орлова, а в Эстонию — батальон, составленный из матросов. Эти матросы, содержавшиеся под арестом в Кронштадте за учиненный в Петербурге бунт, в Прибалтике проявили себя такими верными защитниками порядка, что генерал-губернатор Соллогуб 109 через несколько дней после их прибытия в Ревель телеграфировал Витте просьбу воздействовать на капитан-лейтенанта Рихтера, «дабы он относился к своим обязанностям спокойнее и законнее, так как он казнит по собственному усмотрению, без всякого суда, и лиц, не сопротивляющихся». На телеграмме этой, представленной графом Витте Государю, последний положил резолюцию: «ай да молодец».

Подавление латышской революции, совершавшееся с беспощадной жестокостью, в особенности при генерал-губернаторе Меллер-Закомельском, несомненно, явилось одной из главных причин той лютой ненависти, с которой латышские отряды в 1919–1920 годах уничтожали восстававшее русское население.

А сколько обид и огорчений вызвал у прибалтийцев разгром их Дерптского Университета 110 ?

Профессора с европейским именем заменялись лицами, оказавшимися непригодными в России. Образцовый когда-то университет потерял более половины своих слушателей. Все, кто только мог, стали покупать свой духовный хлеб за границей.

Ненависть и злобу вызвала русификация и в Финляндии. Режим генерал-губернатора Бобрикова, упразднение финляндских войск, сражавшихся в 1877 году за интересы империи на Балканах, и приемы управления, направленные на уничтожение высокой финляндской культуры, имели своим следствием выстрел Шаумана.

Убийство генерал-губернатора Бобрикова и Мехелимовская система пассивного сопротивления 111 , побудила русское правительство изменить свою политику. Назначение генерал-губернаторами таких лиц, как Н. Герард 112 и генерал Бекман свидетельствовало с желании управлять краем без нарушения его конституции. Но уже при премьере Столыпине система «ущемления» вновь стала проводиться и притом, с еще большей неуклюжестью. Генерал Бекман был заменен генералом Зейном, места финляндских сенаторов заняли отставные генералы и адмиралы русской службы, не только не подготовленные к управлению краем, не часто и не знавшие его языка. Началась травля Финляндии националистической русской печатью, а Государственная Дума приняла закон, подчинявший Финляндию по целому ряду вопросов общеимперскому законодательству.

Вся взятая властью линия поведения не оставляла уже никакого сомнения в стремлении ее совершенно упразднить конституцию страны.

Вот эта-то политика обрусения и вызвала у финляндцев ненависть ко всему русскому, которую, к сожалению, будут носить в себе еще не одно из грядущих поколений. А между тем, нет никаких сомнений, что этого могло бы и не быть. Финляндцы долго не забывают причиненных им огорчений, но ведь зато они хорошо помнят и сделанное им добро.

В 1921 году, когда вся Россия голодала и бывшие генерал-губернаторы Герард и Бекман нищенствовали там в буквальном смысле этого слова, финляндское правительство добилось разрешения большевиков на выезд этих лиц русского подданства в Финляндию. Обутые и одетые с ног до головы, оба они и их жены были помещены в санаторию, где в условиях полного комфорта жили на средства финляндского народа до своей смерти.

Обратив самодержца «российского» в самодержца «русского», наша общественность сделала его носителем политики «обрусения» и тем создала ненависть и отвращение к нему. В мирное время эти чувства поневоле скрывались, но как только вспыхнула война, так все окраины решительно повернулись спиной и к России, и к ее самодержцу.

Идеи панславизма и обрусения, пишет А. Салтыков 113 в своей книге «Две России», «омертвили в несколько десятилетий всю живую ткань империи, уничтожили огромную когда-то силу ее сопротивления, перепутали и ослабили до чрезвычайности ее внутренние и внешние традиции».

Другие слои той же общественности, объявив самодержавие «проклятым режимом» и «национальным позором», в течение десятилетий всячески дискредитировали его и убили в широких массах живую любовь к своему монарху. Третьи, наконец, пользуясь несчастными свойствами характера последнего Царя, из своекорыстных побуждений окружали его всякого рода распутинцами, потворствовали его слабостям и поощряли его мистические нелепости.

Под этими тлетворными влияниями самодержавие утратило свой жизненный инстинкт, потеряло свой прежде никогда не изменявший ему государственный разум, и стало той самодержавной формой без внутреннего содержания, носителем которой был Николай II.