Роман фон Раупах - Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

Ни народ, ни армия, ни политические партии, ни единичные лица не могут сказать, что самодержавие свергнуто ими. Свергнуто оно не было никем и пало вовсе не потому, что было «национальным позором», а оттого, что оказалось наиболее уязвимым местом в начавшемся процессе гибели всей нашей государственности. Этот процесс, зародившийся при переходе России с пути политики имперской на путь политики национальной, вступил в свой интенсивный период с 1905 года и вылился в феврале 1917 года вовсе не в революцию, а в какое-то явление государственной жизни, название которому еще не подобрано.

Не самодержавие как форма государственной власти погубило нашу государственность, а погубила ее общественность с ее «проклятым Богом анархизмом». В этой разрушительной работе участвовали все слои русского общества.

Одни, и притом наиболее широкие, создав свою доморощенную формулу Монроэ 106 «Россия — для русских» (а не для россиян), желали только давить все инородное, давить так же нелепо, как давят сооруженные скифскими кочевниками в южнорусских степях туполицие каменные бабы.

Этот воинствующий национализм, уже оказавший огромное влияние на ход событий в наших западных окраинах во время первой революции в 1905 году, подробно оценивается графом Витте в его воспоминаниях.

В Царстве Польском, — пишет он, — беспорядки проявились с особенной интенсивностью и выразились как в движении крестьян, так и особенно сильно в среде рабочих. Усиленная русификация края и произвол русской бюрократии временно отодвинули все остальные течения, разъединяющие различные классы населения, и соединили всех поляков в стремлении прежде всего освободиться от русского влияния. Разница между отдельными группами и лицами заключалась только в степени и объеме этого освобождения. Одни считали необходимым довести освобождение до образования особого царства, другие — преимущественно высшие и состоятельные классы — не шли дальше того, чтобы устранить произвол «чиновников-поповичей» и, получив одинаковые с русскими права, выйти из положения «негров». Когда в 1905 году граф Витте стал премьером, состояние Польши было таково, что пришлось весь край объявить на военном положении.

Популярный в свое время представитель Польского коло в Государственной Думе — Дмовский 107 , не отрицая существующей в Польше анархии, сказал графу Витте приблизительно следующее: «Но кому же мы таким положением обязаны? Исключительно русским порядкам и русской культуре. Оттого все поляки желают как можно более от вас отделиться… Наши школы все заражены политической и социалистической, на соусе русского нигилизма, пропагандой. Откуда же это к нам пришло? От Вас, от Ваших школьных методов, от Ваших преподавателей, от Ваших профессоров. Наши дети чтут своих родителей, свою семью, свой язык. Наши дети преклоняются перед божественностью своей религии, пред святостью ее догматов, перед совершенством своего языка, своей культуры, своей литературы, а потому самому перед своей историей, и верят в могущество своей национальности. Они верят, что „еще Полска не сгинела“ 108 . Покуда Вы не вздумали русифицировать нашу школу, наводнять ее студентами из семинаристов русских губерний и беспринципными преподавателями, предпочитавшими служение Мамоне служению Богу, — до тех пор во всех наших школах дети учились, и школы эти поддерживали в них те чувства и традиции, которые образовывают крепкую нацию, но как только Вы начали русифицировать их, Вы развратили, нигилизировали, демократизировали, систематически колебля и вытравливая из ума и сердец наших детей то, что Вы называете „Польским духом“ и взамен всего этого Вы не дали и не даете ничего, кроме русского религиозного, государственного и политического нигилизма».

Латышская революция в Прибалтийском крае в 1905 году имела, по мнению графа Витте, много причин, но главною из них он считает ту, что русская бюрократия в течении последнего десятка лет с целью русифицировать край устраняла и даже преследовала все то, что составляло культуру, созданную интеллигентным классом балтийских немцев, не вводя притом ничего взамен этой, как бы там ни было, но все же древней и развитой культуры.

Русифицирование края началось с низших латышских элементов, натравливавшихся на немецкое дворянство. Когда, однако, в результате этой политики начались «иллюминации» немецких помещичьих усадеб, превзошедшие по своим размерам все, что творилось в этом направлении в России, тогда испугавшиеся русификаторы потребовали усмирения края.