Роман фон Раупах - Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

Когда бежавший от красной армии полковник Кателин на устроенной им публичной лекции, между прочим, с горечью сказал, что в советских армиях много больше порядка и дисциплины, и что там пьяный офицер — явление невозможное, ибо его сейчас же застрелит любой комиссар, то слушавшая его аудитория ответила на это грандиозным скандалом с попыткой избить лектора.

Легко себе представить, какое острое и тяжелое впечатление выносили попадавшие в тыловые центры чернорабочие офицеры и солдаты, и сколько злобы и негодования накапливалось в их душе по адресу тыла.

Генеральский состав был еще хуже.

«Честолюбивые мальчики» в генеральской форме, как называет молодых генералов барон Будберг, неопытные, бездарные и безграмотные, наивно думали, что полководцу достаточно только приказать и пригрозить, как все сделается. Но так как суровая действительность неизменно заставляла их уходить с разбитыми носами, то обычным приемом их донесений стало очковтирательство. Пользуясь слепотой жаждавшего побед адмирала Колчака, они самым бесстыдным образом его убеждали, что ввиду полного разложения красных, все неудачи белых будут скоро ликвидированы, и что успех подготавливаемого ими нового наступления вполне обеспечен. Бороться с этим бессовестным обманыванием не было никакой возможности.

Верховный правитель адмирал Колчак не хотел слушать указаний даже на непреодолимые возможности. Радостно настроенный, он на все доводы смеялся и говорил, что ему достаточно было познакомиться с войсками, чтобы уверовать в несомненность грядущих успехов. А между тем, то, что видел адмирал во время своих объездов фронта, были натасканные на церемониальном марше части, представлявшие сырье, для боя совершенно не годное и к нему не подготовленное.

Глядя на этих маршировавших солдат, Колчак приходил в восторг, улыбался, свита его ахала и восхищалась, и на дружеских беседах после таких смотров создавались такие проекты Московского похода, которые исключали самую возможность вообще когда-либо увидеть Москву. Но Колчак верил каждому фантазеру и радостно пожимал руки всем, кто ему рассказывал о скором вступлении его войск в Москву и о торжественном звоне ее колоколов.

Из разбросанных в дневнике генерала Будберга отдельных заметок слагается ряд портретов генералов старой службы, прежнего воспитания. Тут было много специалистов по всем отраслям.

Охотников посмеяться развлекал прославившийся своими пьяными шутками Генерального штаба генерал-лейтенант Доманевский 17 . Он заканчивал свои кутежи в кабаках тем, что шашкой отрубал ветки стоявших в ресторане пальм, делал из них букет и, обвязав его снятой со своего шейного ордена Владимирской лентой, посылал на сцену понравившейся ему певичке. Подававших ему лакеев генерал награждал русскими орденами, а на представленном за съеденное и выпитое счете клал резолюцию: «Китайскому генералу Ма рассмотреть и доложить» и т. п. Присутствующая пьяная публика надрывалась от смеха, но великий Достоевский, вероятно, с грустью повторил бы свое наблюдение: «Широк русский человек — я бы сузил». Доманевский считал себя прекрасным чтецом и любил угощать гостей декламацией. Однажды, когда он читал стихи поэта Надсона 18 , состоявший при нем для особых поручений судейский генерал Л. 19 , угощая присутствующих чаем, зазвенел стаканом. Доманевский поднялся, подошел к Л. и, дав ему пощечину, продолжал читать «Христос молился».

Какова же была степень распущенности, если этот воспитанный французским гувернером азиат мог оставаться в положении общественного и государственного деятеля?

Мастерством по устройству банкетов славился командующий армией генерал Иванов-Ринов. О великолепии этих торжеств красочно говорит счет в 200 000 рублей, предоставленный казне за два устроенных им для иностранцев банкета. Супруга этого генерала избрала себе другую специальность. Сопровождая своего мужа в его поездках на Дальний Восток, она привозила из Харбина в Омск без пошлины массу разных товаров, на открытой продаже которых зарабатывала сотни тысяч рублей.

Монополию по организации русско-японских формирований присвоил себе начальник штаба русских войск на Дальнем Востоке генерального штаба генерал Хрещатицкий. Так как всем служащим формируемых частей предполагалось платить в японских йенах, то дело это было очень выгодным и, «химически чистый» от всяких принципов генерал, добиваясь его осуществления, пошел на самые унизительные условия. Он предложил включить в каждую русскую часть пол японской роты (для усмирения) и предоставлял даже должность начальника штаба этих формирований японскому офицеру.