Андрей Соколов - Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника

Мнения об отсутствии у роялистов больших шансов на скорое после смерти Оливера Кромвеля возвращение к власти придерживалась такой компетентный историк, как Т. А. Павлова: эта группировка «к моменту смерти Кромвеля не представляла собой значительной силы. Многочисленные казни, конфискации имущества, заключения в тюрьмы и изгнания привели к тому, что ряды ее в Англии значительно поредели». Хайд в своих инструкциях призывал сторонников к осторожности и предостерегал от поспешных действий [131, 24 ]. Последовательность происходивших в Англии после смерти протектора событий раскрыта в монографии Павловой. Ее небольшая книга не утратила значения до нашего времени, оставаясь наиболее полным научным изложением на русском языке событий 1658–1660 гг., несмотря на присущее советской историографии стремление излишне механистически определить классовую сущность всякой фракции, а также придавать любому выступлению низов политический смысл. Павлова, хотела видеть в завершающем аккорде революции новый подъем, нереализованную возможность для возвращения к социально-демократическим преобразованиям, потому подчеркивала, несколько преувеличивая, роль республиканцев, людей «старого доброго дела», а также представителей религиозных сект.

В бурные месяцы, предшествовавшие Реставрации, можно выделить несколько переломных моментов. В парламенте, созванном Ричардом Кромвелем в январе 1659 года, находившиеся в меньшинстве республиканские радикалы доставляли хлопоты придворной партии, требуя урезать полномочия протектора. Главное — в прямое противодействие с парламентом вступил созданный в апреле Всеобщий совет офицеров, находивший в армии поддержку, которая стала столь значительной, что генералы, такие как Десборо и Флитвуд, присоединились к нему и фактически поставили перед Ричардом ультиматум: или парламент, или армия. Кларендон не без злорадства описывал, как они общались с протектором. Если Флитвуд аргументировал требование роспуска парламента тем, что иначе снова прольется кровь, то Десборо, «человек грубый и невоспитанный, использовал только язык угроз. Он говорил, что нельзя сохранить дружбу с ними и парламентом, и ему нужно выбрать: распустить парламент и приобрести доверие армии, или, в случае отказа, армия быстро выгонит его из Уайтхолла» [7, VI, 102 ]. При этом Флитвуд был женат на сестре Ричарда, вдове Айртона Бриджит, а Десборо приходился ему неродным дядей, будучи женатым на сестре Оливера Кромвеля Джейн. Ричард выбрал парламент, но офицеры и не подумали повиноваться, вошли в покои протектора в Уайтхолле и вынудили его подписать приказ о роспуске парламента, что фактически делало его отставку неминуемой. Победа генералов оказалась «пирровой»: оппозиция со стороны республиканцев, недавних союзников, и значительной части армии вынудили Всеобщий совет отказаться от захвата власти и поддержать набиравшую популярность идею возвращения охвостья, разогнанного в 1653 году. Говорят, что бывшего спикера Ленталла почти силой заставили вернуться к его обязанностям. Так в мае 1659 года установилась Вторая английская республика, в заседаниях парламента принимали участие от 42 до 60 человек. Охвостье, вернувшееся к власти во многом благодаря поддержке снизу, предприняло шаги к облегчению народа и религиозных сект. Символическое значение имела отмена приговора Лильберну и назначение пенсии его вдове.

Падение протектората Кларендон связывал, во всяком случае, ретроспективно, с личностью Ричарда Кромвеля, которого он называл «жалким человеком», обладавшим нерешительным и вялым характером, не имевшим воли поступить в своих интересах, а испытывавшего в решающий момент «упадок духа». Характеристику «ничтожного Ричарда» Кларендон завершал рассказом, который «может показаться читателю интересным», о том, что произошло с ним позднее. Вскоре после реставрации Карла II это «несчастное создание» перебралось во Францию в большей степени из-за своих долгов, чем из политических опасений, поскольку король не желал преследовать человека, о котором сразу забыли. Несколько лет он скрывался в Париже под чужим именем, в гриме, в жалких условиях, имея лишь одного слугу. При появлении слухов о войне Франции и Англии, опасаясь быть выданным, он решил бежать в Женеву и по пути туда оказался во владениях принца Конти. У того была привычка встречаться с иностранцами, особенно англичанами (!), принимая их с отменным великодушием. Услышав об англичанине, следующим в Италию, не зная, с кем имеет дело, он встретился с ним, и среди прочего сказал: «Оливер, хоть предатель и злодей, был человеком огромной отваги, достойный командования. Но этот Ричард, самодовольный фат и трус, безусловно, самый низкий человек на свете. Что сейчас с этим глупцом, с этим горьким пьяницей?» На это Ричард лишь ответил, что его предали все те, кому он больше всего доверял, кто был всем обязан его отцу. Наутро он поторопился покинуть город, опасаясь, что принц узнает, с кем имел беседу, и сочтет, что был с ним слишком добр [7, VI, 107–108 ].