Филипп Гуревич - Мы вынуждены сообщить вам, что завтра нас и нашу семью убьют. Истории из Руанды

В марте 1957 г. группа из девяти интеллектуалов-хуту опубликовала трактат, известный как «Манифест хуту», выступая за «демократию»; они не отвергали хамитский миф, даже соглашались с ним. Если тутси были иностранными захватчиками, приводили довод авторы, значит, Руанда имеет полное право быть государством большинства хуту. Это и выдавалось за демократическую мысль в Руанде: численный перевес был на стороне хуту. «Манифест» решительно отрицал необходимость избавиться от этнических удостоверений личности — из страха, что это «не позволит статистическому закону установить реальность фактов», словно национальная принадлежность к тутси или хуту автоматически определяла политические взгляды человека. Были и более умеренные точки зрения, но кто слушает умеренных во времена революции? Когда возникли новые партии хуту, призывавшие массы объединяться в своем «хутуизме», полные демократического энтузиазма бельгийцы запланировали выборы. Однако, прежде чем руандийцы смогли увидеть, как выглядит ящик для голосования, сотни их были убиты.

1 ноября 1959 г. в центральной руандийской провинции Гитарама заместитель главы местной администрации по имени Доминик Мбонъюмутва был избит группой мужчин. Мбонъюмутва был политическим активистом-хуту, а напавшие на него были политическими активистами-тутси, и почти сразу же после того, как они разделались со своей жертвой, расползлись слухи о том, что Мбонъюмутва мертв. На самом деле он не умер, но этим слухам верили; даже сейчас есть хуту, которые считают, что Мбонъюмутва был убит в тот вечер. Вспоминая прошлое, руандийцы говорят, что подобный инцидент так или иначе был неизбежен. Но когда вы в следующий раз прочтете историю вроде той, которая была напечатана на первой странице «Нью-Йорк таймс» в октябре 1997 г., сообщая о «вековой вражде между этническими группами тутси и хуту», знайте, что до того, как избиение Мбонъюмутвы зажгло эту искру в 1959 г., никакого систематического политического насилия между хуту и тутси не существовало — нигде.

Не прошло и 24 часов с момента избиения в Гитараме, а бродячие банды хуту уже нападали на чиновников-тутси и громили дома других тутси. «Социальная революция» началась. Меньше чем за неделю насилие распространилось по большей части территории страны. Хуту самоорганизовались, обычно в группы по десять человек, возглавляемые мужчиной со свистком, чтобы проводить против тутси кампанию грабежей, поджогов, периодических убийств. Этот народный подъем стал известен под названием «ветер разрушения», и одним из его самых горячих поклонников был бельгийский полковник по имени Ги Ложист, который прибыл в Руанду из Конго за три дня до избиения Мбонъюмутвы, чтобы контролировать беспорядки. Руандийцы, которых интересовал вопрос, каково отношение Ложиста к насилию, могли убедиться в том, что его БЕЛЬГИЙСКИЕ СОЛДАТЫ ПРАЗДНО СТОЯЛИ, НАБЛЮДАЯ, КАК ХУТУ ПОДЖИГАЮТ ДОМА ТУТСИ.Сам Ложист говорил об этом 24 года спустя так: «То время было крайне важным для Руанды. Его народу необходимы были поддержка и защита».

А разве тутси не были руандийским народом? За четыре месяца до начала революции мвами, который правил почти 30 лет и был по-прежнему популярен у многих хуту, отправился в Бурунди, чтобы встретиться с бельгийским врачом для лечения от венерического заболевания. Врач сделал ему укол, мвами потерял сознание и умер, очевидно, от аллергического шока. Но сильные подозрения, что он был отравлен, утвердились среди руандийских тутси, создав еще большее напряжение в и без того разрушающихся отношениях с их былыми бельгийскими покровителями. В начале ноября, когда новый мвами, политически непроверенный 25-летний король, попросил у полковника Ложиста разрешения отрядить солдат против революционеров-хуту, ему было отказано. Силы роялистов все равно вступили в бой, но, хотя в ноябре было убито немного больше хуту, чем тутси, контрнаступление вскоре захлебнулось. «Мы должны выбрать свою сторону», — заявлял полковник Ложист в начале 1960 г., в то время как дома тутси продолжали пылать, да и впоследствии он ничуть не сожалел о том, что «был так пристрастен в своем отношении к тутси».

Ложист, который практически руководил революцией, видел в себе защитника демократизации, чья задача состояла в том, чтобы исправить вопиющий вред, нанесенный колониальным порядком, которому он служил. «Я спрашиваю себя, какая черта моей личности заставила меня содействовать такой революции, — вспоминал он. — Несомненно, это было желание вернуть людям их достоинство. И, пожалуй, в не меньшей степени — желание унизить высокомерие и обнажить двуличие аристократии — несправедливой и деспотической по самой сути своей».