Филипп Гуревич - Мы вынуждены сообщить вам, что завтра нас и нашу семью убьют. Истории из Руанды

Децимация означает убийство каждого десятого жителя — и за весну и начало лета 1994 г. программа массовых убийств сократила население Республики Руанда на одну десятую. Хотя это истребление было «низкотехнологичным» — в основном убивали с помощью мачете, — проведено оно было с головокружительной быстротой: из прежнего числа жителей, составлявшего около 7,5 миллиона, по крайней мере 800 тысяч человек были убиты за каких-то сто дней. Сами руандийцы нередко говорят о миллионе смертей — и, возможно, их сведения точнее. Это было наиболее эффективное массовое истребление со времен бомбардировок Хиросимы и Нагасаки.

В небольшом южном горном городе Гиконгоро вечером отключили электричество; бар «Гест Хаус» был освещен полудюжиной свечей, и в глазах трех солдат, пригласивших меня выпить пива, метались блики оттенка красного апельсина. Единственный бокал передавался по кругу, и мне предстояло отпить из него последним — ритуал, показывающий, что травить гостя не собираются. Солдаты были слишком пьяны для беседы, но затесавшийся в их компанию штатский, мужчина в блестящем черном тренировочном костюме, похоже, был полон решимости продемонстрировать свою трезвость. Он сидел с напряженно выпрямленной спиной, сложив руки на груди, и глаза его застыли в жестком прищуре, высокомерном и оценивающем. Он спросил, как меня зовут, на жестком, невыразительном «роботизированном» английском, точно и резко выговаривая каждый слог.

Я ответил:

— Филипп.

— Ага! — Он сжал мою ладонь. — Как у Чарльза Диккенса.

— Там был Пип, — поправил я.

— «Большие надежды», — старательно выговорил он. Выпустил мою руку. Поджал губы и уставился на меня серьезным, без тени юмора взглядом. — Я — пигмей из джунглей. Но я учился английскому у англиканского епископа.

Свое имя он так и не назвал. Солдат, сидевший рядом со мной, который все клонился вперед, опираясь на магазин своего автомата, перевернутого «кверху брюхом», вдруг задремал и сложился пополам, потом вздрогнул, проснулся, улыбнулся и глотнул еще пива. Пигмей не обратил на него внимания.

— У меня есть убеждение, — объявил он. — Я верю в принцип хомо сапиенс. Ты меня понимаешь?

Я рискнул высказать догадку:

— Вы имеете в виду, что все человечество — единое целое?

— Такова моя теория, — кивнул пигмей. — Таков мой принцип. Но у меня есть проблема. Я должен жениться на белой женщине.

— Ну почему бы и нет… — пожал я плечами. Потом, немного подумав, добавил: — Но зачем, раз уж все мы одинаковы? Кому какое дело, какого цвета кожа у вашей жены?

— Она должна быть белой, — сказал пигмей. — Только белая женщина способна понять мой универсальный принцип хомо сапиенс. Я не должен жениться на негритянке . — Неподдельное отвращение, с которым он произнес последнее слово, побудило меня согласиться с ним (ради этой самой будущей жены). — Это моя проблема, — продолжал он. — Как мне достичь этой цели? У тебя есть такая возможность. У меня — нет. — Он обвел взглядом темный, почти пустой зал и протянул вперед раскрытую ладонь. На его лице появилось кислое выражение привычной разочарованности, и он вопросил: — Как мне познакомиться с белой женщиной? Как мне найти себе белую жену?

Его вопрос был не таким уж риторическим. Я вошел в этот бар вместе с одной датчанкой, которую потом потерял из виду; она ушла спать — но оставила по себе впечатление; полагаю, пигмей хотел, чтобы я свел его с ней.

— У меня есть идея, — сказал он. — Нидерланды. Тот епископ, мой учитель, объехал весь мир. По мне, Нидерланды — просто плод воображения. Но для меня это реально.

Я рассказываю об этом эпизоде здесь, в самом начале, потому что эта книга — о том, как люди воображают себя и друг друга, и о том, как мы воображаем себе свой мир. За год до моего знакомства с этим пигмеем руандийское правительство избрало новый политический курс, согласно которому всех представителей народности хуту (составляющей большинство населения страны) призвали убивать каждого, кто принадлежит к меньшинству тутси. Правительство и большинство его подданных воображали, что, истребив народ тутси, они смогут сделать мир лучше, и следствием стали массовые убийства.

Казалось, стоило нам только раз вообразить что-то, как это мгновенно навалилось на нас со всех сторон — а мы по-прежнему могли это лишь воображать.