Татьяна Лабутина - Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

На самом же деле данный союз не отвечал принципам Панина, что хорошо было известно Гаррису. В первых числах декабря 1779 г. Панин представил меморандум Гарриса императрице со своими комментариями. В беседе с австрийским послом графом Гоетцем он указал причины, по которым не мог одобрить предложения Гарриса: опасность втягивания России в войну, а также то, что Северная система, которую он выстраивал более 20 лет, будет полностью разрушена. Когда Панин беседовал с Гоетцем 10 декабря, он еще не знал реакции императрицы. Постоянные контакты Гарриса с Потемкиным побудили Панина пойти дальше в преследовании своей личной вендетты. Он без колебаний «сдал» Гарриса графу Гоетцу, передав ему меморандум для императрицы 478 478 De Madariaga I. Britain, Russia and Armed Neutrality of 1780. Op. cit. P. 128. .

Гаррис, имея собственные каналы информации, узнал о том, что Панин представил его меморандум Екатерине со своими комментариями. Он немедленно обратился к Потемкину, выразив обеспокоенность по поводу того, что аргументы Панина убедят императрицу. Гаррис поинтересовался у князя, какие события могли повлиять на изменение позиции императрицы. На это Потемкин отвечал, что всему виной болезнь юного фаворита императрицы Ланского. Она занимает все ее внимание и не оставляет времени на государственные дела. Его собственное влияние, добавил Потемкин, уменьшилось; он лишился благосклонности императрицы и возможности давать ей советы до тех пор, пока ее фаворит не скончается у нее на руках. Гаррис пришел в замешательство и изумление от услышанного. Неужели императрица предпочтет советы человека старого и больного (Панина) советам, которые она получала от него (Потемкина)? Потемкин в глазах Европы обладал всеми чертами приближенности, кроме власти. Убедившись, что его слова взволновали Потемкина, Гаррис достал из кармана письмо короля, адресованное лично ему. Переведя текст, посол убедился, что слова достигли своей цели: Потемкин был растроган.

Между тем императрица уже приняла решение. 14 декабря 1779 г. Панин сообщил графу Гоетцу о том, что британские предложения были отклонены. Хотя Гаррису официально ничего по этому поводу сказано не было, но ему стало о том известно. В письме к Роберту Кейту посол сетовал: «Мы стоим высоко в предпочтении Ее Величества; но она считает рискованным высказаться в нашу пользу, будучи одна. Бурбоны никогда не получат здесь прямого успеха, но могут добиться … выгод через влияние короля прусского». Впрочем, продолжал Гаррис, при дворе «все идет по-старому: новые любимцы и большая расточительность на время и на деньги». Примечательно, что в заключительной части своего послания дипломат обсуждал с приятелем возможность создания тройственного союза между Австрией, Великобританией и Россией «к величайшей выгоде каждой из держав». «Это еще отдаленный план, – напоминал собеседнику Гаррис, – и я сообщаю его под величайшим секретом» 479 479 Русский архив. Т. 1, № 7. C. 184–185. .

29 декабря Гаррис в очередной раз беседовал с Потемкиным, с которым «усердно поддерживал дружбу», ограничившись «предложением союза и просьбой о немедленной помощи». Князь заявил, что использует любую возможность, чтобы усилить аргументы Гарриса, и что государыня более чем когда-либо привержена Англии. Однако, продолжал Потемкин, на императрицу оказывают давление враги Британии, утверждая, что королевство ведет двойную игру: будто Британия начала переговоры с Веной и пытается рассорить Россию с союзниками и втянуть ее в войну. Гаррис все это опровергал. Завершая беседу, Потемкин посоветовал послу обратиться к Панину и подготовить для императрицы другой меморандум.

Гаррис составил новый документ, в котором обращал внимание на последствия победы Франции, что приведет к нарушению равновесия сил в Европе и ее торговли. Спасение же Британии принесет славу России. Только Российская империя способна восстановить баланс сил между союзниками, поскольку возглавляет все те союзы, которые сама создала. Свой меморандум Гаррис передал графу Панину. Поскольку из-за болезни министр не смог его принять, послу оставалось только ожидать, когда он получит ответ от императрицы. Однако вскоре посол узнал «вследствие довольно … точных сведений», которые ему удается получать обо всем, происходящем в ведомстве Панина, что министр «оказал деятельность необыкновенную», и не только переслал императрице документ, подготовленный Гаррисом, но и прибавил к нему свои комментарии. «Этот ответ был до того противоположен главному предмету моих настроений и заключал такой полный отказ на все, о чем я просил, – извещал посол лорда Стормонта, – что я, не теряя ни минуты, вернулся к князю Потемкину», который «постоянно принимает меня без церемонии». Князь расценил ответ Панина как «свидетельство его слабоумия» и заверил Гарриса, что его документ все еще находится на столе у императрицы. «Вы выбрали несчастную минуту, – заявил Потемкин. – Новый любимец (Ланской – Т.Л .) опасно болен, … сомнительность его выздоровления до такой степени встревожили императрицу, что она не способна ни на какое размышление, и все мысли честолюбия, славы и достоинства поглощены этой единственной страстью. Утомленная моральным напряжением, – продолжал князь, – она чувствует отвращение ото всего, что побуждает к деятельности. Ваши противники умеют отлично пользоваться этим случаем … Мое влияние … совершенно прекратилось, особенно потому, что я взял на себя посоветовать ей отделаться от любимца, который … если умрет в ее дворце, нанесет тем сильный удар ее репутации» 480 480 Русский архив. Т. 1, № 8. С. 351–352. .