Татьяна Лабутина - Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

Спустя неделю Гаррис был приглашен князем Потемкиным на дачу, принадлежавшую его племяннику, где присутствовали только члены семейства и лица, подчиненные ему. Посол извещал своего шефа о состоявшемся с ним разговоре: «Мы рассуждали весьма подробно, как о критическом положении, в котором находится Англия, так и о влиянии, которое последствия настоящей войны неминуемо должны оказать на все политическое равновесие Европы, и, наконец, о самых действительных средствах, могущих предупредить возникновение всеобщего беспорядка» 462 462 Там же. С. 163. . Поскольку Гаррис был уверен, что при существующих обстоятельствах предложение союза российской стороной будет отвергнуто, а просьба насчет помощи имела бы «просительный и униженный характер», то он решил просить императрицу издать декларацию для Бурбонов (представители династии, правившей во Франции и Испании – Т.Л. ), призывая их отказаться от войны. Свою декларацию Екатерина должна была подтвердить «вооружением всех своих морских сил» 463 463 Там же. С. 164. . Чтобы добиться ответа от императрицы, послу требовалась частная аудиенция. Потемкин пообещал оказать ему содействие в организации личной встречи с Екатериной.

Прошло почти две недели, прежде чем Гаррис был допущен к императрице. Посол отмечал, что вследствие близости его дачи к Петергофу, он почти ежедневно «имел честь видеть Ее Императорское Величество», и ему доставляло особое удовольствие слышать, как Екатерина «выражала величайшее любопытство насчет известий из Англии». 22 июля 1779 г. на маскараде, устроенном по случаю именин великой княгини, после завершения карточной игры с императрицей, в которой принимал участие и Гаррис, его пригласили в ее покои. «Императрица заставила меня сесть, сама начала разговор, высказав, что после ее собственных дел наши были ей всего ближе к сердцу; что в последнее время они весьма серьезно занимали ее внимание; что она была готова выслушать все, что я хотел сказать ей по этому поводу, и что она будет счастлива, если я сумею устранить те препятствия, которые представляются ее уму всякий раз, как он составляет план, имеющий целью нашу пользу, – пересказывал Гаррис свой разговор с императрицей госсекретарю. – Я сказал ей, что вследствие полного убеждения, что я говорю с самым могущественным и лучшим другом Англии, я осмелюсь высказать свои мысли весьма откровенно» 464 464 Там же. С. 166. .

Ободренный теплым приемом со стороны императрицы, Гаррис объяснил, что из-за амбиций Франции и Испании остальная Европа может быть втянута в войну. Он обращал внимание на опасность игнорировать превосходство Британии и просил ее привести доказательства дружеского расположения со стороны России. Екатерина поинтересовалась у Гарриса, какие конкретные предложения он собирается озвучить. Посол оказался в затруднительном положении, поскольку данные ему инструкции требовали ожидания, пока Россия первая не возобновит предложения о союзе. Он заявил, что если императрица готова его выслушать, он озвучит эти предложения. Но поскольку он считал, что подобные предложения еще не время обнародовать, то предлагал составить декларацию для дворов Мадрида и Версаля.

Императрица, выслушав посла «с величайшим вниманием», отвечала, что согласна со всем, что было им сказано относительно Европы и что она имеет «сильнейшее желание» помочь англичанам, но от этого ее удерживает «то отвращение, которое ей внушала мысль подвергнуть империю новым военным тревогам». Судя по всему, Екатерина усмотрела в плане Гарриса угрозу втянуть Россию в войну. Она заявила, что «имеет самое высокое понятие» о национальной силе и энергии англичан и не сомневалась, что они все-таки пересилят французов и испанцев. Затем императрица затронула проблему Американской войны, высказывая сожаление, что англичане были не в состоянии остановить ее в начале, и тем самым лишились возможности восстановить мир. Она советовала добиться мира через отказ Великобритании от борьбы с колониями. Гаррис поинтересовался, если бы колонии принадлежали императрице, а посторонние державы предложили мир на таких условиях, согласилась бы она принять его? Екатерина отвечала «с величайшей живостью», что скорее бы «согласилась потерять голову» 465 465 Там же. С. 168. .

Когда Гаррис настоял на продолжении разговора, императрица заявила: какой резон для нее вмешиваться в ссору, чуждую ее собственным интересам, из-за причин, которые она не понимает, в ссору с дворами, которые далеки от нее? Гаррис попытался возразить, утверждая, что вмешательство России привело бы к восстановлению спокойствия, и что Россия слишком велика, чтобы рассматривать значительные события безучастно, а «интересы Европы стали теперь и интересами России» 466 466 Там же. С. 168–169. . Екатерина убеждала Гарриса в том, что желает Англии добра, но хотя он отказался от некоторых пунктов своего плана, другие его статьи, более важные, остались. Она попросила его представить этот план в письменном виде и после часовой беседы покинула посла. «По совершенной темноте, я не без труда отыскал дорогу по извилистым коридорам до танцевальной залы», – завершал посол свой доклад в Лондон 467 467 Там же. С. 169. .