Татьяна Лабутина - Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

Гаррис сознавал, что далеко не все так прекрасно, как хотелось бы, и в чем заверял его князь Потемкин. В письме лорду Монстюарту от 14 октября 1782 г. посол с горечью констатировал: «Мои усилия расположить императрицу в нашу пользу оказались тщетными». Одной из причин тому Гаррис считал «антипатию», которую императрица испытывала к последнему кабинету министров Великобритании. Она упрекала английских министров в недостатке патриотизма, и даже в измене родине. «Всякое их действие заслуживало ее осуждения, всякое их предложение было ею отвергаемо, как хитрость, и наконец, их поведение приписывала она все обстоятельства войны», заключал дипломат 589 589 Там же. С. 861–862. . Гаррис полагал, что «крайне чувствительная к лести» Екатерина попала под влияние врагов британцев, которые создавали «несчастный вооруженный нейтралитет», а также убедили ее «принять весьма пристрастное участие» в войне Англии с Голландией, выступив в роли «союзной посредницы». И далее Гаррис вновь высказывался с осуждением вооруженного нейтралитета 590 590 Там же. С. 862–863. .

Казалось, что при благосклонном отношении к англичанам, которое Екатерина II не раз высказывала в беседах с послом, она должна была, на его взгляд, продвигать и защищать их интересы в вопросах внешней политики, и даже идти на уступки, в ущерб интересам собственной страны, если того потребует Англия. Однако этого не произошло. Екатерина скорее на словах, нежели на деле выражала свое расположение к Англии, предпочитая проводить самостоятельную политику, и действовала исключительно в интересах собственной страны. И этот факт Гаррис был вынужден признать. «Я … чувствую себя совершенно несчастным от сознания, что, хотя пользуясь … отличиями в столь необыкновенных размерах, – писал он в Лондон, – не могу извлечь из него тех единственных выгод, о которых прошу; что ничего из предпринимаемого мне не удается» 591 591 Русский архив. № 8. С. 408. . Впрочем, вину за свои неудачи в решении дипломатических проблем с императрицей он возлагал на своих недоброжелателей и оппозицию Екатерины.

Гаррис нередко жаловался своему руководству на трудности, с которыми ему приходилось сталкиваться в России. «К сожалению, я должен сознаться, что не замечаю ни в самой императрице, ни в одном из ее министров того расположения к нам, которое они так часто заявляли в то время, когда они нуждались в нас больше, чем мы в них, – писал он в одной из депеш, – Я старался выставить здесь это дело (об оборонительном союзе России и Великобритании – Т.Л. ) в истинном свете, но мне удалось только получить от императрицы вежливый ответ и горячие уверения в дружбе … Я думаю, потребуются величайшие усилия, чтобы ей не дать нам повредить, вместо того, чтобы убедить ее оказать нам помощь» 592 592 Русский архив. № 6. С. 1488–1489. .

Гаррис сетовал на то, что ему не доверяет не только императрица, но и ее двор. «Личные на меня нападения доведены до смешной крайности, – писал он в Лондон и далее заключал: многие полагают, что «мое поведение более похоже на поведение агента, чем на действия министра» 593 593 Русский архив. № 8. С. 376–377. . «Меня окружают враги и недоброжелательные лица», – информировал посол Стормонта 19 мая 1780 г. Гаррис был возмущен тем, что его недоброжелатели даже приписали ему попытки сжечь русский флот. Граф Панин обвинил Гарриса и заставил великого князя поверить не только в это, но и в его намерения отравить великокняжескую чету и их детей с помощью ядовитой герани, подаренной им великой княгине 594 594 Русский архив. № 8. С. 388, 401, № 11. С. 858, 880. .

Гаррис стал также замечать «весьма существенную перемену» в обращении императрицы с собой, особенно после их приватного разговора в ноябре 1781 г. Дипломат полагал, что «свобода», с которой он выражался, «ей не понравилась». Столкнувшись с подобным отношением со стороны императрицы, ее министров и приближенных, Гаррис пришел к неутешительному для себя выводу. «Так как я не обладаю ничьим доверием, потерял средства дойти до императрицы, и уверен, что всякое мое слово или действие будет искажено и злонамеренно перетолковано, – писал он Стормонту 15 июня 1780 г., – не лучше ли будет для выгод службы Его Величества, если я буду отозван, и сюда будет назначен [другой] министр» 595 595 Русский архив. № 8. С. 394. . Однако просьба посла не была удовлетворена. Лорд Стормонт в ответном послании указал Гаррису «на пользу и даже необходимость его пребывания при русском дворе» 596 596 Там же. .