Коллектив авторов - Все в прошлом [Теория и практика публичной истории]

И все же некоторые различия между историей, публичной историей и памятью/ memory studies имеются. Так, принимаясь за анализ репрезентаций прошлого, например, в московском Музее истории ГУЛАГа, любому исследователю предстоит определиться, что именно анализировать и как . С одной стороны, речь о музее истории ГУЛАГа, то есть пространстве, где разъясняется конкретный фрагмент прошлого. С другой стороны, музей — это публичная институция, рассказывающая о фрагменте прошлого и использующая для этого рассказа разные инструменты и приемы; в этом случае мы имеем дело с музеем как пространством публичной истории [888] Политика аффекта: Музей как пространство публичной истории / Под ред. А. Завадского, В. Склез, К. Сувериной. М.: Новое литературное обозрение, 2019. . Наконец, любой — не обязательно исторический — музей можно рассматривать как актора (культурной) памяти, и рамкой анализа в данном контексте станут memory studies . Таким образом, даже когда дело касается «одного и того же» прошлого, перспектива взгляда на это прошлое имеет значение.

Эта глава посвящена взаимоотношениям публичной истории и памяти/ memory studies . Публичная история понимается здесь как междисциплинарное поле знания о формах бытования прошлого в публичном пространстве и как совокупность практик, эти формы создающих, а memory studies — как научное направление (тоже междисциплинарное), изучающее разные виды памяти о прошлом и их взаимодействие с настоящим. При этом не только прошлое и его разные формы бытования в публичном пространстве, но и историческая наука находятся в фокусе данной главы.

В историографической части главы я пытаюсь ответить на два вопроса. Во-первых, чем отличаются публичная история и память/ memory studies ? И во-вторых, в каких взаимоотношениях находятся в поле гуманитарного знания эти исследовательские направления, формы бытования прошлого и практики их создания? Во второй части главы я рассматриваю два кейса, иллюстрирующих пересечения и различия публичной истории и памяти/ memory studies .

Чем отличаются публичная история и память/ memory studies ? Прежде всего взаимоотношениями с исторической наукой — и соответственно с прошлым . Историки, подобно археологам, ведут раскопки (то есть работают с источниками), обнаруживают исторические (арте)факты, скрупулезно очищают их кисточкой (проверяют, осмысляют, устанавливают между ними связи) — и складывают в «Историю». Разумеется, после лингвистического поворота в историографии [889] Потапова Н . Лингвистический поворот в историографии. СПб.: Изд-во ЕУСПб, 2015. и знаковых трудов Хейдена Уайта [890] См., например: White H. The Content of the Form: Narrative Discourse and Historical Representation. Baltimore; London: The Johns Hopkins University Press, 1987. такое представление об исторической науке справедливо считается идеализированным: говорить о том, что работы историков состоят сугубо из фактов и их объективных интерпретаций, сегодня невозможно: «Исторические произведения являются „вербальными вымыслами, содержание которых в той же степени придумано, как и найдено“» [891] Так пишет в этой книге, цитируя Уайта (Ibid.), Егор Исаев. См. его главу в настоящем издании. . Иными словами, работая с источниками и фактами, историки создают повествование о прошлом. Однако, даже несмотря на расшатанные постмодернизмом эпистемологические колонны, в основе исторического письма все-таки остаются осмысление фактов и событий, анализ взаимосвязей и тенденций — установление положения дел в прошлом .

Публичная история на то и «история», чтобы быть связанной с исторической наукой. Но эта связь напоминает близость матери с ребенком после перерезания пуповины — она очевидная и предельно тесная, но уже не «материальная». Если развить метафору, то, хотя взаимоотношения исторической науки и публичной истории остаются интимными — их, словно материнское молоко, связывает прошлое , — апелляция публичной истории к категории публичности указывает на неизбежную сепарацию ребенка от родителя. Генезис публичной истории как дисциплины, кратко описанный во введении к этой книге, предполагает если не демократизацию исторического знания, то по крайней мере приобретение публикой определенной автономности во взаимодействии с прошлым. Характерные для исторической науки критическая работа с источниками, обнаружение и проверка фактов, а также установление между ними взаимосвязей — уже не обязательно в фокусе публичной истории (хотя рассматриваемые Варварой Склез в этой книге кейсы спектаклей «Молодая гвардия» и «Кантград» — отличные примеры обратного [892] См. главу Варвары Склез в настоящем издании. ). Пространство публичной истории создается и населяется людьми разных профессий, обладающими разным уровнем исторического знания, и то, какие формы это знание приобретает в процессе создания репрезентаций прошлого, обусловливается контекстом. Поэтому один из вопросов публичной истории как исследовательского направления — что происходит с историческим знанием и, шире, с прошлым в процессе его публичного осмысления [893] Franco B . Doing History in Public: Balancing Historical Fact with Public Meaning // Perspectives on History. 1995. May 1. (наряду с тем, какие инструменты при этом используются).