Модест Колеров - Петр Струве. Революционер без масс [сборник]

Вот почему Турция должна быть в дружбе с Англией. С другой стороны, собственный экономический интерес Турции требует от неё, повторяем, поддержания самых лучших отношений с Германией.

Что всё это означает? А то, что международное положение России изменилось и осложнилось в огромной мере после турецкого переворота. Нельзя при этом упускать из виду того, что возрождение Турции ослабляет положение России и на Дальнем Востоке, ибо иметь своими соседями на двух противоположных концах сильную Турцию и сильную Японию — значит быть в сущности… зажатым с двух концов.

В начале XIX в. во время наполеоновских войн была распространена карикатура на русских с надписью : «Nous arrivons toujours trop tard» (см. эту карикатуру в книге Шильдера об Александре I). Когда обозреваешь в широкой исторической перспективе события последних 30–40 лет, всегда припоминаешь это изречение, и ясно видишь, как внутренняя реакция ослабляла международное положение России и вела её к поражениям.

В том международном положении, в котором находится теперь Россия, только величайшее напряжение всех внутренних сил может предотвратить дальнейшее ослабление государства.

Между тем, что мы видим? Страна успокоилась и ушла внутрь себя. Начался сложный труд переработки политического созерцания, на котором выросли и действовали целые поколения. В это успокоение раздумья, из которого должно и может вырасти новое культурное творчество, растущая реакция беспрерывно бросает свои вызовы, которые свидетельствуют о том, что она одержима духом мелкой мстительности, застилающей перед ней всякие государственные перспективы.

Всякий день может принести нам великие государственные испытания. И ужас разбирает при мысли о том, с каким вновь накопленным капиталом ожесточения мы вступим в эти неизбежные испытания. Между тем, быть может, никогда ещё Россия так не нуждалась в национальном подъёме.

И какой насмешкой звучат самые слова «национальный подъём» в эту минуту, когда лозунгом дня является призыв к низости и вымогательство подлости.

Внутренняя реакция есть теперь такая же, нет, даже большая национальная опасность, чем до русско-японской войны. Она есть разложение и убийство государства в самых его основах.

Когда сходят в могилу люди, с именем которых связано какое-нибудь историческое дело, трудно и в то же время привлекательно — из «формулярного списка» такого человека извлечь его дух) выгнать крепкий «спирт» его личности. Это значит дать не бледную, безжизненную «вытяжку», не éspirit de M-r Montesquieu ( Voltaire etc.), а именно вызвать живой образ вместо сухой справки стола личного состава в главном управлении NN или заранее аккуратно заготовленной заметки некрологического «департамента» большой газеты…

Я вижу Бебеля. Может быть, потому что я много раз его видел и что самая блестящая эпоха его деятельности, когда он встал в полную меру своего роста, последнее десятилетие XIX века, пережита и мною со всей восприимчивостью, свойственной вообще развивающейся юности. И этот живой образ знаменитого агитатора и парламентария вдвигается для меня естественно в широкую историческую рамку, грани которой так хорошо изведаны, хотя лишь отчасти пережиты, всем нашим поколением. Лассаль разбудил рабочее движение Германии, вдохнул в него исторический энтузиазм и дал ему огненные слова. Маркс и Энгельс дали этому движению «науку», и «теорию», из которой с некоторыми поправками и приближениями могла быть выведена «практика» и «тактика». Но для того, чтобы энтузиазм не испарился и для того, чтобы теория не оказалась бездейственным «учением», необходимы были люди, которые хотели и умели бы действовать. Нужно было пламенному энтузиазму Лассаля и гениально-умным мыслям Маркса вселиться в живые и действенные личности, способные на упругую, повседневную работу создания большого движения. Такими людьми явились Либкнехт и Бебель. Не они одни. Из рядов ближайших последователей Лассаля вышли такие же действенные и упругие люди. Но как-то случилось так, что в первые ряды на протяжении целых десятилетий выдвинулись те деятели, которые именно умным мыслям Маркса нашли и создали живое воплощение в себе и в других. Быть может, это было случайно, просто они пережили других и долголетней работой приобрели руководящий авторитет. Но это далось им не без труда, не без заслуг и в этом смысле было вовсе неслучайно.