Модест Колеров - Петр Струве. Революционер без масс [сборник]

Но я говорю не о сегодняшнем дне, который принадлежит Дубровиным и Меньшиковым, а о событиях в их исторической перспективен, в их неизбежном сцеплении, в их логическом завершении. Турецкий переворот есть необходимое последствие столько же революции, сколько и реакции в России. И последнее для нас интереснее и важнее, чем первое. Можно сказать, что это, с русской точки зрения, самое важное поучение, которое дают нам турецкие события.

Несомненно, что они усложняют до последней степени международное положение России. Осью всей мировой политики в настоящее время являются отношения между Англией и Германией. Что же внёс турецкий переворот в международную ситуацию под знаком англо-германского соперничества? До турецкой конституции России принадлежала в этой ситуации огромная роль. Как ни расшатана была Россия войной и противонациональными эксцессами революции, за которыми спешит угнаться и которые уже перегнала противонациональная, убийственная для государства реакция, — несмотря на свою внутреннюю слабость, по самому соотношению международных сил Россия была очень большой величиной.

Но теперь эта сила нейтрализована и связана. Рядом с ней стала новая Турция, которая в короткое время должна вырасти в крупнейшую силу, всегда способную войти в любую международную комбинацию.

Турция, по всему своему прошлому, не может быть «другом» России. Это было бы психологически противоестественно и политически нерационально для Турции. А в то же время Турция может и даже должна быть «другом» по крайне мере одной из тех двух держав, отношения между которыми господствуют над мировой политикой — либо Англии, либо Германии. Но положение новой, конституционной и либеральной Турции среди этих двух держав ещё выгоднее: она может быть «другом» и той, и другой вместе. Это положение совершенно напоминает недавнее положение России между Францией и Германией (одна комбинация) и между Англией и Германией (другая комбинация). Первую комбинацию Россия — себе назло — использовала в том протесте против Симоносекского мира, из которого родилась русско-японская война. Вторую комбинацию она могла бы использовать в балканском вопросе, если бы вместе с турецкой конституцией на Ближнем Востоке не произошла полная перемена декораций.

Таким образом, не только Россия, как международная сила, нейтрализована и связана Турцией. Последняя готовится в известном смысле занять, да позволено будет мне так выразиться, то «психологическое место», которое до последнего времени в международной системе принадлежало России. Из этого могут вытечь очень разнообразные последствия, и даже весьма неожиданные. И одним из таких последствий, на мой взгляд, может быть, если не англо-германское сближение, то во всяком случае установление между Англией и Германией гораздо лучших отношений, чем те, которые господствуют теперь. Международная ценность и защищённость России ещё более понизится. По существу наступит её изолирование, такое, какое было в эпоху перед крымской войной (что и привело к последней) и потом после русско-турецкой войны 1877–1878 гг. до русско-французского сближения. Почему же Турция может способствовать англо-германскому сближению? Очень просто. Потому что она нуждается в дружбе и поддержке обеих этих держав, и обе оне заинтересованы в её дружбе. Это почва, которая сама повелительно диктует компромисс. О том, что интересы Турции и Германии солидарны, не стоит особенно распространяться. Немцы ищут в Турции приложения для своего капитала и для своей предприимчивости и никакими политическими аспирациями, опасными для Турции, не задаются. Возрождающаяся Турция может только выиграть от проникновения в неё даров германской экономической культуры. Взаимоотношения Англии и Турции сложнее. Англия заинтересована в том, чтобы египетский вопрос не был поставлен во враждебном ей смысле; с точки зрения положения вещей в Индии, где мусульмане составляют самый лояльный элемент, она должна считаться с «мусульманским» сознанием вообще, которое и окрепло именно под влиянием государственного переворота в Турции. С другой стороны, английская дружба, начиная с английского капитала, прямо неоценима для возрождающейся Турции, опираясь на собственные экономические и культурные силы Англии, Турция может много навредить англичанам, а Англия, враждебная Турции, может прямо раздавить последнюю; и в то же время Англия не извлечёт из уничтожения Турции для себя такой выгоды, которая сколько-нибудь соответствовала бы серьёзным замешательствам, всегда связанным с подобным столкновением.