Михаил Басханов - История изучения восточных языков в русской императорской армии

<���…> Что же касается тюркских наречий, то в Хорасане я не могу указать ни одного пункта, который бы являлся хоть сколько-нибудь подходящим в смысле практического изучения этих наречий. На севере, востоке и юго-востоке его есть много селений, сплошь заселенных курдами, туркменами, хезаре и другими племенами монголо-татарской группы, но, как мне пришлось убедиться во время своих поездок по Персии, все эти племена, в силу своего постоянного общения с персами, значительно утратили чистоту своего родного языка» [1274].

Интересно, что в результате изучения мнений русских военных и дипломатических представителей в Персии и Западном Китае о местах проведения языковых стажировок полковник Ягелло высказался за командирование слушателей не в районы распространения нормативного языка, а в местности, где имелись диалектные влияния (от чего как раз и предостерегали консулы). Обосновывая такой подход, полковник Ягелло отмечал: «Имея в виду необходимость прохождения в школе чистых основных (персидского и тюркского) восточных языков, командируемым за границу офицерам следует ставить целью совершенствование не в чистом основном восточном языке, который существует только в кабинете ученого, а в жаргоне (подчеркнуто Ягелло. – М. Б .) языка, на котором действительно говорят жители данной пограничной местности, со всеми присущими ему лексическими особенностями; тогда только возможно рассчитывать на создание комплекта практических знатоков восточных языков» [1275].

Нельзя не заметить, что такой подход испытывал на себе сильное влияние идеи о важности подготовки кадров военных разведчиков, работа которых по преимуществу велась в приграничной и ближайшей к границе оперативной полосе сопредельных государств. В действительности это приводило к известному дуализму в общей системе обучения, к противоречию между теоретической и практической подготовкой слушателей, когда вместо закрепления полученных теоретических знаний по нормативному языку им предлагалось приступить к изучению его диалектных форм.

Испытание офицеров в мае 1912 г., завершивших годичную командировку и поступающих в школу в 1912–1913 учебном году, командующий войсками разрешил по старым программам. Как известно, ряд предметов старой программы школы: курсы разведки, мусульманского права, истории Востока и языка индустани – был исключен в новой программе. По мнению штаба округа, «прекращение преподавания этих предметов, особенно мусульманского права и курса разведки, нанесло бы существенный ущерб подготовке офицеров, привлекаемых на практике по преимуществу к разведке и изучению сопредельных стран» [1276]. По решению командующего войсками округа, преподавание вышеуказанных предметов было оставлено в программе школы с отнесением расходов (1240 руб. в год) на общий бюджет школы.

В мае 1912 г. состоялись переводные экзамены для офицеров, окончивших одногодичный теоретический курс. Всего экзаменовались шестеро офицеров: поручики Кондратьев, Грамолин, Кожевников, Зайончковский, Воронович и подпоручик Романовский [1277]. Наилучший результат показал поручик Кондратьев. Среди экзаменующихся офицеров присутствовал обер-офицер для поручений при штабе Туркестанского военного округа Генерального штаба капитан Г. А. Шпилько, самостоятельно изучавший в Ташкенте персидский язык. В августе того же года он был назначен начальником Памирского отряда, которым командовал до начала Первой мировой войны.

О выпуске из школы пяти офицеров-восточников была осведомлена и британская разведка. Исполняющий обязанности военного атташе при британском генеральном консульстве в Мешхеде капитан Г. Блэр доносил в Симлу, что поручики Кондратьев и Грамолин изучали в школе языки персидский и урду, два других – персидский и сартовский и еще один офицер – персидский и пушту [1278].

Офицеры, сдавшие переводной экзамен, летом 1912 г. отправлялись в первый год языковой стажировки (в пределах округа): поручик Кондратьев – в Самарканд и Пенджикент для совершенствования в персидском языке и языке индустани; поручик Грамолин – в Бухару и Асхабад (персидский язык и язык индустани); подпоручик Романовский – в Старый Ташкент и кишлак Нанай (сартовский, персидский языки); поручик Кожевников – в Старый Ташкент и кишлак Той-Тюбе (сартовский и персидский языки); поручик Зайончковский – на Кушку и в Тахта-Базар (афганский, персидский). При этом первый язык указывался в качестве главного, второй – второстепенного. В первую годичную командировку генерал-квартирмейстер испрашивал Главный штаб направить не пять, как было предусмотрено Положением, а шесть слушателей, в счет остатка средств за 1911 г. Однако в этом ходатайстве было отказано, и поручик Воронович на период годичной командировки был прикомандирован к штабу 3-й Туркестанской стрелковой бригады в Термезе в качестве переводчика сартовского языка.