Михаил Хлебников - Союз и Довлатов (подробно и приблизительно) [litres]

Да, Шувалова имеет немало высоких наград. Но она ведь женщина! Вот что надо понять. А женщина, не задумываясь, отдаст все реальное за одну лишь надежду на возможное душевное счастье. Женщина отличается от вас, мужчин, тем, что вы умеете находить счастье там, где она не умеет, тем, что вы умеете быть счастливы своим трудом, общественным положением, всем, что дает вам это положение. А для женщины все это ничто без личного счастья, и все это приобретает для нее значение только тогда, когда и в сердце ее входит счастье. Вы меня понимаете или нет, Павел Петрович? Почему вы молчите?

Павел Петрович тактично промолчал, но за него многое сказал Всеволод Анисимович. Отвергнутая Шувалова организует кампанию против Колосова, обвинив его в подозрительном покровительстве Варе – подруге его дочери Ольги. Серафима Антоновна обвиняет Колосова в том, что он устроил свою молодую любовницу на работу в институт и способствует ее стремительной карьере. Понятно, что Шуваловой движет не только холодный расчет, но месть отвергнутой женщины.

Журнальная версия романа Кочетова вышла в «Звезде» в трех номерах – 9, 10, 11. Отчетно-выборное собрание ЛО Союза писателей, на котором прокатили Кочетова, прошло 6–8 декабря того же 1954 года. Согласно легенде, протестное голосование организовал Давид Яковлевич Дар. Наряду с важными организационными вопросами, тема последнего романа Кочетова приобрела равное им значение. Из мемуаров Кирилла Косцинского – одного из главных скандалистов среди ленинградских писателей. Косцинский пробился к микрофону и пламенно выступил:

Я говорил о недопустимости административного руководства литературой и о критиках, чьи вкусы и литературные оценки удивительно счастливо совпадают со штатно-должностным расписанием правления Союза писателей. И, наконец, заметил я, посредственный роман одного ленинградского писателя, совершенно не замеченный столичной или союзной критикой, был встречен потоком восторженных статей в ленинградской прессе только потому, что автор этого романа был ответственным секретарем ленинградского отделения Союза писателей и членом обкома партии. Речь шла о «Молодости с нами» Всеволода Кочетова.

Серафима Антоновна все-таки дотянулась до «инженера человеческих душ», который претендовал на должность «главного инженера»… Я подробно говорю об истории с кочетовским романом не только из-за живости и живописности фактуры, подтверждающей тезис о непростой и насыщенной жизни ленинградского литературного мира. Как ни странно, этот эпизод напрямую пересекается и даже рифмуется с Довлатовым. Многие знают, что Довлатов работал литературным секретарем у Веры Пановой. В 1967 году его познакомил с матерью Борис Вахтин. К тому времени писательница перенесла инсульт и нуждалась в помощи. Поэтому Довлатов часто бывал в доме на Марсовом поле.

Но с домом Адамини связана и другая – более драматичная – довлатовская история. Помимо названных писателей в нем жила семья другого Сталинского лауреата – Бориса Федоровича Чирскова. Довлатов был хорошо знаком с его сыном, Федором, который также пробовал себя в литературе. Меду ними существовала дружба-соперничество, отягченная влюбленностью Чирскова в Асю Пекуровскую. Вспышки в таком случае неизбежны. Об одном таком эпизоде вспоминает Валерий Попов:

Однажды он даже вызвал Сергея на поединок. Сергей, на голову выше Феди, был настроен насмешливо-добродушно, но Федя с ходу ударил его, и папироска в Серегиных зубах разлетелась искрами. Их стали разнимать – и тогда Федя потребовал пойти и продолжить бой у него дома, в квартире на Марсовом поле, где им никто не будет мешать. И там сразу же двумя мощными «теннисными» ударами сбил огромного Довлатова с ног и пошел молотить, и Сереже пришлось бы туго – но друзья прекратили побоище, с трудом оттащив разъяренного Чирскова.

В последней фразе проскальзывает легкое недовольство автора: друзья могли бы оказаться менее расторопными, а Феде явно не хватило точности и акцентированности ударов. Отступив на поле боя, Довлатов не забыл поражения. О том, как он ответил – впереди.

Но центральный эпизод на первый взгляд диковатой связки Кочетов – Довлатов относится к куда более позднему времени. Первая опубликованная книга Довлатова, «Невидимая книга», вышедшая в 1977 году в знаменитом издательстве Ann Arbor, вызвала оживление в литературных кругах. Связано это не столько с оценкой писательского мастерства Довлатова, сколько с тем, что он использовал имена настоящих ленинградских писателей: как признанных, так и находившихся в глубоком литературном подполье. Сам Довлатов позже определил свой прием: «Доброжелательные иронические зарисовки. Нечто вроде дружеских шаржей». Книгу прочитал Дар, который в 1977 году эмигрировал в Израиль. Он не увидел в ней «доброжелательных зарисовок» или «дружеских шаржей». Реакция последовала в своеобразной форме. Снова Довлатов: «Наводнил Ленинград призывами избить меня». Как и в случае с Кочетовым, Вселенная откликнулась на просьбу: «Его призывы неожиданно реализовались. Я был дважды избит в отделении милиции. Правда, за другие грехи». Как бы ни относиться к супругу Веры Пановой, но он явно обладал каким-то особым даром. Вскоре Довлатов также эмигрировал. Между ним и Даром завязывается переписка с целью «объясниться». Дар аргументировал свой клич «бить морду»: