Михаил Хлебников - Союз и Довлатов (подробно и приблизительно) [litres]

В декабре 1967 года он отправил в «Новый мир» несколько своих рассказов. Очень быстро приходит ответ от Инны Соловьевой – известного театроведа и критика, сотрудничавшей со столичным журналом. Довлатов полностью помещает отзыв в «Ремесле»:

Эти небольшие рассказы читаешь с каким-то двойным интересом. Интерес вызывает личная авторская нота, тот характер отношения к жизни, в котором преобладает стыд. Беспощадный дар наблюдательности вооружает писателя сильным биноклем: малое он различает до подробностей, большое не заслоняет его горизонтов…

Программным видится у автора демонстративный, чуть заносчивый отказ от выводов, от морали. Даже тень ее – кажется – принудит Довлатова замкнуться, ощетиниться. Впрочем, сама демонстративность авторского невмешательства, акцентированность его молчания становится формой присутствия, системой безжалостного зрения. Хочется еще сказать о блеске стиля, о некотором щегольстве резкостью, о легкой браваде в обнаружении прямого знакомства автора с уникальным жизненным материалом, для других – невероятным и пугающим.

Далее Инна Натановна отмечает, что на рассказах Довлатова лежит отпечаток «прозы для своих», жалеет как таковых молодых писателей, лишенных доступа к читателю. Выражается надежда, что «Довлатов освободится от излишеств литературного самоутверждения, но, увы, эта моя убежденность еще не открывает перед талантливым автором журнальных страниц». В общем-то, благожелательный отзыв. Есть только вопрос из области формальной логики: как можно освободиться от излишеств литературного самоутверждения, если в итоге перед автором не открывается путь на журнальные страницы? Где и каким образом избыть временный, но столь досадный недостаток?

Несколько слов о выборе журнала. Исходя из круга общения Довлатова, можно предположить, что он отправит свои тексты в «Юность», пойдет путем автора «молодежной прозы», который привел к успеху Ефимова. Но судя по деталям рецензии: «уникальном жизненном материале – невероятном и пугающем», речь шла о рассказах, которые позже вошли в «Зону». Именно «Новый мир» открыл повестью Солженицына «лагерную тему» в литературе того времени. Выбор темы и журнала показателен.

Довлатов не хочет в очередной раз писать о сложном внутреннем мире молодого героя, который не поступил в институт, непросто расстается со школьными иллюзиями (первая любовь, предательство друга), получает закалку в трудовом коллективе, а потом и повестку из военкомата. Напомню о судьбе молодого беллетриста Стасика Потоцкого из «Заповедника», который пошел в писатели ради вина и женщин:

Прочитал двенадцать современных книг. Убедился, что может писать не хуже. Приобрел коленкоровую тетрадь, авторучку и запасной стержень.

Первое же его сочинение было опубликовано в «Юности».

Рассказ назывался «Победа Шурки Чемоданова». Юный хоккеист Чемоданов много возомнил о себе и бросил учебу. Затем одумался. Стал прекрасно учиться и еще лучше играть в хоккей. Произведение заканчивалось так:

– Главное – быть человеком, Шурка, – сказал Лукьяныч и зашагал прочь.

Шурка долго, долго глядел ему вслед…

Выбор «Юности» как места дебюта молодого, может быть, даже прогрессивного, талантливого автора неслучаен. «Молодежная проза», как уже говорил, удивительно быстро, за несколько лет, выродилась, утонув в самоповторах и штампах. Герой Довлатова не только успел получить повестку, но уже вернулся из армии с «уникальным жизненным материалом», требующим разговора на другом уровне, отличного от «долго, долго глядел ему вслед…»

Думаю, что Довлатов ощущал в этом отношении некоторую двойственность. Не без оснований он полагал, что «эксклюзивность материала» может повлиять на восприятие текста: этика заслонит эстетику. «Срывание покровов», «кровоточащая правда жизни» вызовут должный отклик, который нельзя будет назвать по-настоящему читательским. Не зря Инна Соловьева говорит об «отказе от выводов, морали». Другое дело, что в этом нет «заносчивости» и «демонстративности». Мораль в неакцентированном виде у Довлатова была всегда. Об этом еще будет разговор. Что касается требуемых «выводов», то одна из проблем «Нового мира» и его авторов тех лет – определенный, школьного замеса дидактизм, который не всегда имеет отношение к морали как таковой. Впрочем, непонимание столичного журнала хорошо рифмуется с реакцией на рассказы из будущей «Зоны» и лиц из ленинградского круга Довлатова. Вернее, кругов, с которыми писатель как-то пересекался. Небольшой толщины, хотя очень емкие мемуары Виктории Беломлинской. Ее муж – Михаил Беломлинский – известный художник. Он, кстати, иллюстратор детских книг Игоря Ефимова, начиная со сборника «Высоко на крыше». Подруга Беломлинской – Людмила Штерн – позвала ее на чтение рассказов Довлатова. Штерн хвалит нового знакомого, Виктория принимает приглашение: