Михаил Гордин - Пушкинский век

Пушкин бывал на «вторниках» Салтыкова, о чем есть несколько записей в его дневнике.

Когда В. В. Энгельгардт перестроил дом Кусовникова, самые пышные балы и маскарады стали устраивать здесь. Для них отведена была раззолоченная, расписанная главная зала со специальной ложей для царской фамилии. Эта раззолоченная маскарадная зала, где, кстати сказать, происходит действие лермонтовского «Маскарада», стала своеобразным символом эпохи 1830-х годов. В то время как всякие серьезные проявления общественной жизни беспощадно подавлялись, царь и правительство старались сделать основным содержанием жизни столичного дворянства бесконечные праздники, увеселения, развлечения. «Северная пчела» уверяла: «С некоторого времени общественная жизнь в здешней столице приняла другое направление: во всех сословиях видно более живости, более стремления к наслаждениям, что почитается всегда признаком несомненного благосостояния и спокойствия духа… Никогда не было здесь столько частных балов, как нынешнею зимою, и даже сделан опыт к заведению общественных собраний (в прелестных залах дома г-жи Энгельгардт)».

Энгельгардту была высочайше дарована привилегия давать в Петербурге маскарады с платой за вход. Но в 1835 году она была прекращена по настоянию дирекции театров, доходы которой от маскарадов значительно уменьшились за счет весьма солидных доходов, получаемых Энгельгардтом. Дело в том, что общественные маскарады устраивались и в Большом театре. Для этого в зрительном зале поверх кресел, вровень со сценой, за какой-нибудь час настилали пол, и на этой огромной площадке и в фойе помещалось до 12 тысяч человек.

Если балы и маскарады в доме Энгельгардта и театральные маскарады могли посещать не только лица избранного столичного общества, но любой «благовоспитанный» петербуржец, у которого было в кармане 10 рублей, чтобы заплатить за вход, то балы во дворцах знати либо иностранных послов собирали только людей высшего света.

Балы в петербургском свете давались круглый год, кроме Великого поста. Но главным бальным сезоном являлась зима. Помимо концертов и театра, балы и маскарады были излюбленным развлечением привилегированной петербургской публики.

Бал у кн. М. Ф. Барятинской. Акварель Г. Гагарина. 1830-е гг.

Дом, в котором давался бал, ярко освещали и внутри, и снаружи.

Это картина бала из первой главы «Евгения Онегина».

В. П. Шереметева, приехавшая из провинции в Петербург в середине 1820-х годов, так описывает в своем дневнике великосветский бал: «Собралось все, что было изящного, важного, в бальных нарядах, все фрейлины и дамы при знаках, почти все причесаны с цветами и с marabout [16] Перья аиста ( франц. ). на голове. Платья из розового или малинового крепа на атласе, платья петинетовые тоже на атласе, платья белые креповые на перкале [17] Белая бумажная ткань. с цветочными гарнитурами; много бриллиантов, и эффект модных дам — это бриллиантовые аграфы или изумрудные или из других камней. Это большая пряжка с панданами [18] Здесь — симметричные, парные украшения. , которую кладут на середине груди, что очень хорошо выходит; потом волосы сзади собирают вокруг большой буклей, а в середине они также перевязываются пряжкой. Это очень красиво. Танцевали английский вальс… Потом котильон… После ужина тотчас же начали танцевать; мазурка с более чем 20 парами и потом галоп… Когда вернулись домой, было 4 часа».

В 1830-е годы великосветских балов было еще больше и отличались они еще большей пышностью, роскошью.

О зиме 1831–32 года А. О. Смирнова вспоминала: «В ту зиму не было конца вечерам и балам: танцевали у графини Лаваль, у Сухозанетши, у графини Разумовской и в Аничковом дважды в неделю. На масленой танцевали с утра декольте и в коротких рукавах, ездили в пошевнях на Елагин, где катались с горы в больших дилижансах, как их называли. Мужики в красных рубахах правили».