Михаил Гордин - Пушкинский век

Среди членов клуба были игравшие весьма крупно. Так, видный столичный чиновник Павел Ефимович Никитин, как говорили, карточной игрой нажил миллионное состояние. А известный в Петербурге вольтерьянец и чудак, небогатый пензенский помещик Савва Михайлович Мартынов выиграл у князя И. А. Голицына имение Тосно.

Мартынов издавна дружил с другим страстным игроком — Иваном Андреевичем Крыловым.

Крылов был членом и усердным посетителем Английского клуба. Там у него имелось свое постоянное место: он сидел в кресле у стены. Позднее на стене долгие годы оставалось незакрашенным пятно — след того, что здесь покоилась голова Крылова.

В «Новейшем путеводителе по Санкт-Петербургу» Шредера на 1820 год кроме Английского указаны: Большой мещанский клуб против бульвара, то есть на Адмиралтейской площади, Малый мещанский клуб, обычно называемый Американским, — на Исаакиевской площади в доме Таирова, Большой танцевальный клуб, или Танцевальное собрание, на Невском проспекте у Полицейского моста, Малый танцевальный клуб на Невском проспекте у Казанского моста в доме Кусовникова (позднее Энгельгардта), Купеческий, или Коммерческий, клуб на Английской набережной в собственном доме.

В 1810-х и в начале 1820-х годов Малый танцевальный клуб, который снимал залы в «Кусовниковом доме», устраивал здесь балы. На этих балах, по словам одного из столичных журналистов, «прелестные немочки, дочери петербургских зажиточных ремесленников, веселились истинным веселием… вальсировали до первого обморока со щеголеватыми сидельцами и полуважными подмастерьями».

Дворянство плясало на балах в доме Косиковского у Полицейского моста, в залах Большого танцевального клуба или Танцевального собрания, переименованного позже в Благородное собрание.

Немалой популярностью в свете пользовались танцевальные вечера Сергея Васильевича Салтыкова. Оригинал и острослов, владелец обширного имения в Нижегородской губернии, дававшего ему 100 тысяч годового дохода, он жил со своей большой семьей — двумя сыновьями и пятью дочерьми — широкой жизнью богатого независимого барина. Двухэтажный дом его в Малой Морской, по словам В. Ф. Ленца, «был вполне барское жилище… Даже самый вход в него, прямо с тротуара в нижний этаж, дышал уютностью благодаря камину, пылавшему между колонн длинной прихожей». В воспоминаниях Ленца содержится весьма колоритная характеристика Салтыкова и его «вторников». «Всю зиму напролет у него собиралось по вторникам высшее общество на танцевальные вечера, причем имелся маленький бальный оркестр… Свои вторники он называл „Les Mardis europens“. Он был страшный болтун, но образован и полон познаний… Он прекрасно рассказывал истории, в которые сам не верил и сочинял для собственного своего обихода Русскую историю, ссылаясь на которую, рассуждал об исторических фактах так, что слушатель недоумевал, ужели это он находится в знатном доме, в собеседничестве с умным человеком, а не с сумасшедшим… Показаться на улице раньше 3 часов пополудни Салтыков считал ниже своего достоинства. Ровно в 4 часа он ежедневно являлся в книжный магазин Белизара, что у Полицейского моста, и, не снимая шляпы, осматривал все книги, хотя они за один день и не могли перемениться; в течение двух часов, стоя, перелистывал он их, никому не кланялся, — лишь слегка кивнет головой на поклон знакомого или протянет один палец, если знакомый принадлежит к высшему обществу. Затем он отбирал себе целую груду книг и тут же платил за них наличными. Ровно в 6 часов он возвращался пешком домой, пробегал мелкими, звонкими шагами по первой комнате, в которой был уже накрыт стол, и входил, еще со шляпой на голове, в каминную, смежную с библиотекой. Во второй комнате, очень уютной, с постоянно горевшим мраморным прекрасным камином, проводили дообеденное время его жена, дочери, сыновья и гости. Немногие приходили без приглашения, боясь злого хозяйского языка и его исторических откровений, а приглашать Салтыков не имел обыкновения. У первого окна, в каминной, стоял, собственно для него одного, столик с микроскопическими сандвичами и целой батареей водок на тяжелом серебряном подносе. Он выпивал один стаканчик водки, клал себе в рот крошечный кусочек хлеба и, все еще со шляпой на голове, ни с кем не здороваясь, как будто был один-одинешенек в комнате, проходил, сильно стуча испанской тростью, через библиотеку в свой кабинет. Он называл его своим „инкогнито“. Из кабинета он выходил совсем другим человеком, приветствовал весь собравшийся кружок, подавал гостю палец, знатным гостям отвешивал сухой поклон и говорил: „пойдемте к столу“. В это мгновение сыновья за его спиной нападали на водку. К изысканному богатому столу Салтыкова можно было весь год иметь свободный доступ; но должно было являться во фраке, хотя сам хозяин был всегда в сюртуке. За столом прислуживало множество лакеев в ливрее… Салтыков за столом любил рассказывать что-нибудь из истории, и рассказ его обыкновенно не имел конца… В 1834 году он еще продолжал разыгрывать роль „крайне-недовольного“, которая тогда уже была на редкость».