Игорь Макаров - Выстрелы в Сараево [Кто начал большую войну?]

Тогда я предложил Крестьянинову статью А. Смирнова «Масоны на русском флоте», вышедшую в одном из популярных журнальчиков. Автор, действительный член Кронштадтского морского собрания, подводит нас к мысли, что Кронштадт, по сути, был гнездом «вольных каменщиков», как и Белград, впрочем, многие здания которого изобилуют масонскими символами во многом потому, что облик межвоенного Белграда формировали русские архитекторы-эмигранты, которые были братьями ложи «Максим Ковалевский». Получается, что в этом смысле Кронштадт и Белград — города-побратимы. Но ведь Кронштадт— еще и синоним русского флота. И вот что пишет А. Смирнов:

Только по приблизительным данным в разное время «вольными каменщиками» были 52 адмирала российского флота. Пятеро из них — генерал-адмиралы, трое — президенты и вице-президенты Адмиралтейств коллегии, восемь— морские министры, еще пятеро — директора Морского кадетского корпуса, один— президент Российской академии наук. Неслучайно авторитетный русский историк-масоновед Георгий Вернадский прямо обозначил значение масонства в истории Императорского флота: «Ранние ростки русского масонства особенно возможны во флоте, так как флот был создан почти всецело по западному образцу и под западным влиянием».

Императорский флот России в конце XVII века начал свою историю под масонским фартуком. И закончил ее в 1917-м так же. Последний морской министр России, контр-адмирал Дмитрий Вердеревский [481] , как почти все министры Временного правительства Ф. Керенского, был масоном. В кабинет царского морского министра, вскоре после отречения монарха, Вердеревский шагнул с мостика крейсера «Богатырь», вероятно намереваясь добиваться расцвета военно-морского могущества державы. Увы, его коллега и тоже масон, военный министр Временного правительства Александр Верховский, так вспоминал о смысле деятельности адмирала Вердеревского в период сентября 1917 года: «Только два человека понимали, что в действительности происходит — он и я».

В эмиграции масонская карьера экс-адмирала Вердеревского пошла вверх. Ветеран еще дореволюционных русских масонских лож «Астрея» и «Юпитер», министр-изгнанник стал Вторым Хранителем Входов, членом масонского Верховного Совета. А в 1931 году был избран Досточтимым Мастером. Неужели его ценили так высоко за мастерский развал русского флота?..

Что касается исторической фиксации присутствия масонов на русском флоте, тут осторожность ученых до некоторой степени понятна. Помимо признания, что большая часть российского высшего адмиралитета и столичного морского офицерства — «вольные каменщики», придется доказывать и неизбежную связь между решениями мастеров лож и приказами флотоводцев и министров. И, следовательно, дать этой связи оценку — вред или пользу принесло российскому флоту управление руками в масонских перчатках [482].

К сказанному стоит добавить, что, «возвратившись из заграничного путешествия в 1717 году, Петр I сам лично учредил ложу в Кронштадте по актам, данным ему иноземными масонскими водителями». Об этом писал масонский журнал «Море», выходивший в начале XX века [483].

Как мне показалось, прочитанное стало для флотского историка В. Я. Крестьянинова достаточно большим откровением. В растерянности он набрал телефон контр-адмирала А. В. Спешилова, председателя Кронштадтского морского собрания. Александр Викторович подтвердил, что Александр Смирнов действительно «их человек», состоит членом организации, но где сейчас находится и как с ним связаться, ответить затруднился. «Через несколько дней мы его разыщем и все выясним, — пообещал Крестьянинов. — Тогда и поговорим». Конечно, это была дипломатическая уловка, и я прекрасно понял, что тема закрыта. Как сказал один ведущий российский архивист, некоторые архивные тайны лучше навеки положить под сукно.

Журнал «Тайны XX века» от науки далек, поэтому один из моих коллег попросил оценить изыскания Смирнова известного российского историка, специалиста по февральской смуте М. А. Бабкина. «Прекрасная статья!» — резюмировал профессор.

Сараевская эпопея стала незабываемой страницей гражданской войны в Югославии. Этот город стоил великой борьбы. Нобелевский лауреат Иво Андрич запечатлел Сараево таким: