Игорь Макаров: Два следа

Несколько слов я обязан сказать о данном сборнике, что, впрочем, касается и других моих собраний подобных опусов: все они писались по одному принципу. Сей принцип был весьма прост: всё написанное за определённое время сваливалось в одну кучу, присваивалось последнему название, скорее наименование, поскольку меня так и тянуло ляпнуть в заголовок просто номер. Номер сборника пять или шесть. Право, круто смотрится, но меня бы никто не понял, поскольку они как-то приближенно относятся к стихам, а не к канцелярским писаниям типа: Дело № 5 или палата за номером… Всё следовало своим разумным чередом до тех пор, пока я не решил всю эту ерунду слепить в книжонки, чтоб не только мучится с ними tet-a-tet, но и немного по доставать знакомых и незнакомых граждан своими нетленными опусами. Вот на этом этапе всё моё делопроизводство полетело в тартарары. Поскольку я собирал сборники стихов штук по сорок и чуть более, а злые издатели лепили их по знакам, в том числе препинания, то этих стишков требовалось более сотни на книжицу. Пришлось лепить по два сборника в кучу, ко всему прочему и раздербанить последний из них, тем самым положив его на алтарь рождения на свет всех остальных моих стихоплётных страданий. С названием было, конечно, проще, поскольку я ставил то, какое мне больше нравится, а в название сборника – название стихотворения. Лень всегда мудра и неповторима в своём движении ума и, в совокупи, – тела. Поскольку я напрочь забыл, когда и что я писал, то везде получилась окрошка из писаний разных времён. Так что не обессудьте, тем более взгляды меняются, а со временем становишься не только умней, но даже и в детство впадаешь.

Ладно, не будим вас больше досаждать стишочками, – как-то тянет на большие формы, а мелочь подобная уже становится как-то неподъёмной, – трудно нагибаться за каждым опусом. Стареем, тем более я уже пережил не одну попову собаку.

В заключение окучу ещё один возможный вопросец: почему у меня обложки в основном чёрные с красным. А фиг его растущий на пальме знает – нравятся они мне и всё. С чёрным вроде бы и ясно – чужая душа потёмки, а красный? Кровь? Крови в своё время я пустил предостаточно, правда не человеческой. Так что иногда даже воротило от её излишков. Нравится мне почему-то это сочетание, по крайней мере, не тривиальноё черно-белое.

Я благодарен за страданья,

Я благодарен за глаза,

Я благодарен за свиданье,

Где душу тронула слеза.

Я благодарен за улыбку,

За страстный сладкий поцелуй,

И плоскую шальную шутку,

За то, что был я обалдуй.

Я благодарен, что расстались,

За то, что развела судьба,

Но в сердце всё ж моём остались

Два поцелуя, два следа.

Тебе всего-то восемнадцать

И у тебя весёлые глаза:

Хотя сказала: "В общем двадцать",

Но смеётся бирюза

Тех весёлых глаз девчонки,

Что обманет просто так,

И достанет до печёнки-

Даже если не дурак.

И рассыплет смехом дробным

Голосок свой по темну,

И сочтёт весьма удобным,

Что в объятьях я сомну

Ту девчонку, что смеётся

Над седою головой,

Что в объятьях слабо бьётся-

Совладаешь ли со мной?

х х х

Тебе всего-то восемнадцать,

Ты ищешь поцелуй во тьме,

А мне соврала: "Было двадцать",

Хоть это всё равно уж мне.

Опять рука небрежно чертит

Твой лик безбожный на стекле,

И мысль опять былое вертит-

И снова мы у времени в петле.

В петле времён, что захлестнула лихо

Мне сердце прошлым лишь на миг,

Что пронеслось и опустилось тихо

И я в окне мгновение застиг.

Застиг и начертал небрежно,

Иль просто лик обвёл я на стекле,

Что растворится неизбежно

И в памяти, как растворился на окне.

х х х

Но почему рука всё время чертит

Твой лик на полотне стекла,

И память облик потускневший вертит,

Печаль на сердце пролегла?

Мы прожили много

Непечальных дней,

Не суди их строго-

Будет веселей.

Будет, может, грустно,

Тошно может быть,

И в карманах пусто-

Хочется завыть.

Может все невзгоды

Соберёшь в клубок:

Скрутят душу годы,

Чёрт толкнет под бок.

И друзей схоронишь,

Или предадут,

Стопку ли уронишь-

Больше не дадут.

х х х

Мы прожили много

Непечальных дней,