Игорь Макаров - Выстрелы в Сараево [Кто начал большую войну?]

Произведя эти действия, я показал собранные показания Шефу Судства и мы договорились, что эту «прияву» (заявление) я не запротоколирую и не внесу в служебные акты. Уж коли вынесен обвинительный приговор, то не имеет смысла в этом направлении вести далее следственные действия, тем более что сама эта «приява» очень [469].

Л. Пфеффер словно забыл, что чуть ранее на страницах своей книги он проговорился об истинных мотивах своего поведения: еще в ходе процесса «…Шеф Судебной части издал приказ о том, чтобы вольных каменщиков больше не обсуждать». Запрет, как подчеркивает современный хорватский автор И. Мужич, поступил из Вены. Властям Австро-Венгрии нужно было любой ценой доказать причастность Сербии к Сараевскому покушению и оправдать агрессию против нее, а расследование масонских следов сбивало с этого пути и ломало их политические планы.

Роли Радована Казимировича Иван Мужич посвятил небольшую, но емкую главку своего многостраничного труда «Масонство у хорватов». Вдумчивый исследователь точно подметил ряд противоречий в показаниях сербского теолога:

В дискуссии о роли масонства в покушении особенно оспаривается всякое соучастие Радована Н. Казимировича. Нет сейчас доказательств тому, что он был масон. Но одно лишь подчеркивание того, что это был православный священник, не доказывает, что он не мог быть масоном [470] . Собственно говоря, в Сербской православной церкви было немало влиятельных особ, которые принадлежали к масонству. Казимирович, вообще говоря, остался известен как писатель. Помимо прочего, он издал в Белграде в 1923 году Албум народних шара (Альбом народных украшений), а в 1927 году работу под заголовком «Папская непогрешимость и православие». Между тем он наиболее известен по своей книге «Таинственные явления в нашем народе — Кремонское пророчество — (Колдовство, гадание, знахарство и предсказания в нашем народе. Очерк исследования таинственных духовных явлений)». По словам автора, материал для этой книги он лично «собрал, растолковал и рисунки приложил». Книга издана в Белграде в 1940 году, а предисловие к ней написал Николай Велимирович. Эта книга свидетельствует об огромном интересе Радована Казимировича ко всем оккультным и метафизическим явлениям. Между тем серьезные сомнения в том, что террористы безосновательно вовлекли Казимировича в сараевское покушение, подтверждают его не совпадающие в деталях заявления, сделанные в период между двумя мировыми войнами.

Первое заявление о том, что он не был вовлечен в покушение, Радован Казимирович сделал 5 ноября 1929 года в письме, отправленном из Белграда французскому писателю Альберту Мойсету (Albert Mousset). Этот француз опубликовал его заявление в своей книге. Казимирович, помимо прочего, отметил следующее:

«Я сомневаюсь, что масоны принимали участие в этом покушении. Во время наших несчастий (1915–1918) их печать, особенно в Женеве, пришла нам на помощь, ибо видела нашу погибель и поддержала наше желание возрождения. Но мы равным образом получили помощь в этом деле и от президента США госп. Вильсона, и от мировой интеллектуальной элиты. Я заявляю честно и категорично, что никогда не был членом масонства и, согласно тому, никогда не играл роль, которая мне приписана… Чудная мистификация! Верят, что Танкосич обратился ко мне как приятелю прежде, чем вооружил заговорщиков, и что я должен был для начала отправиться в Париж, Москву и Будапешт! На самом деле я даже не знал Танкосича. Я знал исполнителя покушения (Гаврило Принципа), поскольку был профессором, когда он готовился сдать экзамен, но я никогда не советовал убить Франца Фердинанда. Версия Чабриновича (которого я не знал), согласно которой я отправился по требованию Танкосича (его не знал, я это повторяю), чтобы консультироваться по Европе с масонами, точно так же отпадает. И нет никакого моего письма, которое связано с покушением, а если бы было, Австрия бы хранила его за семью печатями, и оно не могло бы исчезнуть. В стенограмме говорится, что какое-то мое письмо было найдено и потом потерялось. Что это значит? Очевидно, что ложь высосана с инстинктивным желанием впутать в покушение несчастную Сербию любой ценой. Между прочим, сама анкета ставила под сомнение (так в тексте. — И. М. ) по той причине, что я, доктор права и профессор православной теологии, был притом агентом международного масонства».

(…) Казимирович в 1930 году пишет в Политике, что в 1913 году отправился в Вену, Прагу и Темен, а в 1932 году в той же газете пишет, что в упомянутом году выезжал только в Прагу. Столь явное противоречие в существенных вещах подтверждает, что Казимирович не написал все, что знал, или не написал всю правду. Казимирович в своем заявлении от 1930 года хвалит статью Йована М. Йовановича, опубликованную 4 октября 1930 года. Между тем Йованович в той же статье подчеркнул, что Радован Казимирович «едва и знал Танкосича»… Вопреки этому утверждению Йованача, Казимирович не исправил ни одной строчки в статье Йовановича. Разве на основании этого нельзя заключить, что он все-таки, пусть и слабо, знал Танкосича? Кроме того, трудно представить, что Казимирович, как сотрудник газеты Пьемонт — вестника организации Уединенье или Смрт, не знал Танкосича, который был в руководстве организации, издававшей эту газету [471].