Леонид Васильев - Проблемы генезиса китайского государства

В упомянутых в цитате этнонимах (иньские цзу Фань-ши и Фань-ши), однозначно звучащих в русском переводе, первые иероглифы различны.

Текст надписи, обнаруженной в Китае в 1954 г. и тщательно изучавшийся специалистами [271; 303; 327; 329], был изложен и использован в моей монографии об аграрных отношениях в Чжоу [14, с. 110, 116 и др.], где знак Не был представлен в ином варианте чтения — Цзэ («И хоу Цзэ гуй»).

Как уже упоминалось, Чжоу-гун управлял восточной частью страны (с центром в Чэнчжоу), а Шао-гун — западной ее частью (Цзунчжоу) [296, гл. 34, с. 510].

Указывая на развитое искусство составления раннечжоуских текстов на бронзе, Н. Барнард предложил считать уровень развития чжоусцев равным нньскому, если не превосходящим его. Но выдвинутые им аргументы, воспроизведенные П. Уитли, недостаточно убедительны (см. [261, с. 111—112]).

Не Лин, возможно, был не единственным в своем роде высокопоставленным иньским сановником на службе у чжоусцев. В 1976 г. в Шаньси был обнаружен сосуд с пространной надписью, из которой явствует, что владелец сосуда Цзян был потомком иньца, поступившего на службу к чжоускому вану в качестве придворного историка [282, 1978, № 2, с. 139—158]. Впрочем, существует мнение, что Не Лин был связан родством с владельцем сосуда, о котором идет речь [281, 1978, № 5, с. 315].

Как известно, в начале IX в. до н. э. подобную «дерзость» позволил себе правитель полуварварского южного царства Чу, бывшего практически вне сферы политической власти Чжоу. Возможно, его пример сыграл определенную роль и в случае с Не-ваном.

Г. Крил высказал предположение, что удел И прекратил свое существование [116, с. 405, прим. 63].

Наиболее подробную карту уделов периода Чуньцю см. [131, прил.].

В «Цзо чжуань» (8 г. Инь-гуна) специально оговорены нормы, согласно которым давалось клановое имя — патроним-ши. Не будучи обязательно связано с этнонимом или личным именем нового главы клана (хотя случалось и то и другое), оно могло быть производным от должности, места происхождения и т. п. [313, т. 27, с. 180—181].

Следует отметить, что по нормам древнекитайской этики не только насмешка над физическим недостатком, но даже любопытство к голому телу считалось оскорблением. Когда Чжун Эр, странствуя по царствам, попал в Цао, цаоский гун захотел узнать, правда ли, что у Чжун Эра сросшиеся ребра (для чего он подсматривал во время купания). Это было сочтено оскорблением, за которое позже Чжун Эр, став цзиньским Вэнь-гуном, рассчитался [274, гл. 10, с. 124, 135; 165, с. 79, 99].

Для аристократов война была главным и важнейшим видом деятельности. Достаточно напомнить, что разделения гражданской и военной власти, как это характерно для раннефеодальных структур, не было: каждый администратор, каждый управитель и каждый властитель — прежде всего и главным образом военачальник и воин, предводитель армии и стратег, от умения и опыта которого зависит исход сражения и кампании, судьба удела или царства. Естественно, что забота о войне и подготовке к ней была важнейшим делом администрации не только в Чуньцю, но и позже — вспомним учение Шац Яна, делавшего основной упор на две функции администрации: обеспечение успеха в сферах земледелия и военного дела (332, гл. 3; 11, о. 148—156].

Песни других чжоуских царств представлены в иных разделах. В разделе гимнов, т.е. официальных песнопений с торжественным ритуальным ритмом, их нет. Включение луских гимнов в этот раздел означало, что правители Лу имели привилегию на использование такого ритма и соответствующей музыки.

Известно, что к этой хронике впоследствии были прибавлены комментарии. Один из них —«Цзо чжуань». Другой, текстуально и концептуально близкий к «Цзо чжуань», но составленный по иному принципу и не привязанный к тексту «Чуньцю» — «Го юн». И хотя согласно данным специальных исследований [171, с. 179], оба упомянутых комментария не были написаны диалектом, свойственным луской школе, нет никаких сомнений в том, что их авторы использовали в своей работе материалы прежде всего из архивов Лу, хотя, возможно, в их распоряжении были и архивы других царств. В любом случае, однако, авторы комментариев были эпигонами Конфуция.

Для подкрепления своего тезиса Сюй Чжоюнь сослался на известный пассаж из «Цзо чжуань» (16 г. Вэнь-гуна), согласно которому сановник суиского Чжао-гуна после смерти отца отказался занять полагавшийся ему важный пост, но настоял, чтобы его отдали одному из его сыновей, мотивируя это тем, что сын сохранят наследственное право клана на должность, так что если даже сам он погибнет вместе с недобродетельным правителем, клан сохранит свое [313, т. 28, с. 823]. Существенно заметить, что сунская модель генетически да функционально была близка луской [90, ч. 2, с. 329—335, ч, 3, с 108].