Леонид Васильев - Проблемы генезиса китайского государства

Подобную практику, впрочем, нельзя рассматривать как абсолютно убедительное свидетельство того, что двойной урожай собирался с одного и того же поля, как это практикуется ныне в южной части Китая.

В 1926 г. при раскопках яншаоской стоянки Сииньцунь Ли Цзи обнаружил разрезанный кокон шелковичного червя [103, с. 241]. Однако последующие археологические находки пока не подтвердили предположения, что шелкводство практиковалось в Китае до Шан, а в 1968 г. было установлено, что на найденный Ли Цзи кокон принадлежал дикому шелкопряду [52, с. 25].

Проблема аутентичности главы «Пань Гэн», одного из наиболее информативных древнекитайских текстов, повествующих о дочжоуском времени, не раз подвергалась тщательному рассмотрению. В 30-х годах нашего века Г. Крил убедительно доказал, что глава неаутентичиа. Основываясь на серьезном лингвистическом анализе и приняв во внимание характер и фразеологию текста главы, он пришел к выводу, что текст ее не мог быть написан в шанское время и был составлен не ранее периода Восточного Чжоу (VIII— V вв. до н.э.). Его аргументы [115, с. 64—69] не бесспорны. Другие авторы склонны относиться к тексту главы с большим доверием. Но даже наиболее благожелательное отношение к нему не дает оснований датировать его более ранним временем, чем конец Инь и даже начало Чжоу [197, с. 165]. Другими словами, текст в любом случае неаутентичен - и это стоит иметь в виду, коль скоро заходит речь о древнейших «китайских текстах», будто бы относящихся «к иньскому времени» [39, с. 227]. Без серьезной аргументации рассуждения на тему о глубокой древности главы «Пань Гэн» не выглядят убедительно. Что же касается фабулы текста, то к ней можно отнестись с достаточной долей доверия, разумеется имея в виду, что предания, сохранившиеся среди потомков побежденных чжоусцами иньцев (а именно они, надо полагать, легли в основу текста, причем это было сделано в письменной форме едва ли ранее Восточного Чжоу — в данном пункте версия Крила выглядит много убедительнее остальных), были отредактированы и интерпретированы чжоусцами в соответствии с их уже отмечавшимися принципами (этический детерминизм, дидактика, легитимация статуса правителя и т. п.).

Если принять 1027 год до н.э. как хронологическую грань между Шан-Инь и Чжоу и считать, что с Пань Гэна до этого времени прошло 273 г. (как упоминается в некоторых источниках), то, датируя начало аньянского городища периодом правления Пань Гэна, а не У Дина, мы получим 1300 г. до н.э.?

Как известно, загадка двойного наименования столь крупной и явно задававшей тон общности до сих пор еще не разгадана. В свое время Го Можо предположил, что наименование «Инь» в устах одолевших Шан чжоусцев отражало их враждебность к шанцам, пренебрежительное отношение к ним [29, с. 15]. Однако обнаруженные в 1977 г. гадательные надписи из столицы чжоуских правителей, датируемые периодом до победы над Шан, свидетельствуют, как упоминалось, что глава чжоусцев (видимо, будущий Вэнь-ван), делая жертвоприношение в честь предпоследнего шанского правителя Ди И, именовал его иньским ваном [177, с. XVII]. Вероятно, это означает, что название «иньцы» было приемлемым для шанцев. В чем же тогда смысл двойного наименования?

Из текстов «Чжушу цзинянь» о взаимоотношениях Ся и Шан, приводившихся выше, складывается впечатление, что чжоусцы нередко производили этноним из топонима: когда шанцы из Шанцю переместились в Инь, их предводитель стал именоваться «иньским хоу», а после возврата в Шанцю — снова «шанским хоу». Правда, после обоснования Чэн Тана в Бо очередного переименования не последовало. Словом, явственно прослеживаются как определенный принцип, так и непоследовательность в его применении.. Возможно, ситуация имеет какое-то рациональное объяснение, но для уяснения ее пока не хватает материала. Несомненно, однако, что по отношению к названию «Инь» принцип срабатывал. Обратив на это обстоятельство внимание, можно предположить, что то место, куда переселились шанцы в последний раз (район Аньяна), действительно называлось Инь и было одним из прежних местонахождений шанцев (или одной из ветвей протошанцев). Отсюда и этноним «Инь», прочно закрепившийся за шанцами в лексике чжоусцев и, возможно, не только их одних. Сами же шанцы, вполне вероятно, к моменту перемещения в район Аньяна уже достаточно прочно утвердились в своем самоназвании, чтобы не менять его при каждом очередном переселении.