Леонид Васильев - Седьмого не стрелять (сборник)

© Л.М. Васильев. 2015

Сразу за глинистой просёлочной дорогой начинается заброшенное поле, поросшее бурьяном, крапивой и разными кустами пород никуда не пригодных.

У одинокого дома пропавшей деревеньки, прижавшись спиной к изгороди палисадника, на скамеечке сидит пожилой человек с такой же старой у ног собакой.

Терентий Петрович помутневшими, как мокрый жемчуг глазами, посмотрел на своего Дружка, ласково погладил его по голове. А Дружок, подняв седую в шрамах морду, благодарно лизнул хозяину руку и зевнул, показав пожелтевшие с годами, источённые клыки.

Старик одет по-осеннему тепло, с годами он стал ко всему чувственным, слезливым от прожитых лет и потерь. Его жена умерла при родах, а будучи однолюбом, с тех пор Терентий Петрович больше не бракосочетался. Взор старика устремлён в сторону густой рощи посреди поля, где плакучие ветки вековых берёз на ветру скрипят над могильными крестами старого кладбища.

В последнее время Петрович с какой-то особой любовью стал поглядывать и прислушиваться ко всему, что окружает его: к шуму деревьев, пению птиц, течению речки за деревней, которая уже потеряла былую резвость, к печальной красоте осени. Иногда, подставляя солнцу и ветру лицо, он забывает о своей старости, оживает, словно по жилам его растекаются живительные весенние соки. Со щемящей тоской он теперь ценит жизнь и любит окружающий мир, который в молодости оставлял его равнодушным.

«Как было бы мудро и прекрасно, – с волнением думал Терентий Петрович, – если бы все люди на земле, узнав о моей любви к природе, вместе со мной постигли бы красоту земли и сладостный вкус жизни».

В такие минуты Петровичу кажется, что вся природа ему говорит о чём-то сокровенном, неведомом, о чём он раньше и не догадывался. Будто теперь окружающий мир стал для него значительным, полным глубокого смысла. Что-то в душе творится, словно мелодия старой виолончели поёт, рассказывает о жизни: тихо грустит и стонет, а то вдруг, громким форте, зальётся радостным смехом…

Не отводя глаз от старой рощи, Терентий Петрович, обхватив свою седую голову, восклицает: «Боже, как время-то бежит! Кажется, совсем недавно мальчишкой был, а уж сам превращаюсь в старика. Родители-то и родственники давным-давно на погосте».

Как-то среди старых немногочисленных фотографий Терентию Петровичу попалось послевоенное семейное фото, где на снимке отец Петр Иванович, мать Василиса и подросток Терентий.

Снимок сделан заезжим мастером. Раньше в деревне фотокамера для многих была в диковинку. Вглядываясь в родные лица, Терентий Петрович прослезился. Память воскресила рассказы отца и матери.

До войны отец работал механизатором, пахал и засеивал колхозные поля. Любил охоту и рыбалку, слыл хорошим стрелком. Поэтому на фронт его призвали в качестве снайпера, хотя кадры танкистов были не менее важны.

Во многих случаях смертельной борьбы с врагами охотничий опыт и навыки помогали нашим разведчикам, снайперам, партизанам и десантникам бить фашистов и побеждать. Охотники легче других переносили все тяготы и невзгоды походной жизни, спокойнее и увереннее ориентировались на местности, а главное – были находчивее в минуты опасности.

После войны Пётр Иванович вновь управлял трактором. Бывало, на деревенских гуляниях подвыпившие мужики приставали с вопросом:

– Иваныч, ты бы рассказал – скольким фашистам в черепах дырок насверлил?

Не хотелось Петру ворошить былое, страшное и он уклончиво отвечал:

– Дак, фашист он хуже змеи ядовитой, она хоть уползает, а этот – прёт и прёт! Бей его гада – не жалей!

С войны Пётр Иванович привёз трофейное ружьё – системы Зауэр и в свободное время, в сезон охоты, бродил по знакомым местам.

За то время – пока местные охотники воевали, по всей округе развелось невиданное количество волков. Зимой в опустевшем лесу становилось холодно, и волки бродили повсюду. Хищники подходили к деревне и начинали «собачничать». Невдалеке заводил старый волк тягучую песню. Из деревни отвечали ему псы. Иная шалая дворняжка храбро выскакивала с заливистым лаем за околицу, и волки, вынырнув из темноты, отрезали ей дорогу назад. Испуганный визг собаки, короткая свалка – и звери уже уносили из деревни добычу. Покончив со смельчаками, серые разбойники хватали собак со двора, а цепных утаскивали с цепью. Разобрав гнилые крыши, резали домашний скот в хлеве. По ночам заглядывали в окна крайних домов.