А Слободской - Среди эмиграции [Мои воспоминания. Киев-Константинополь, 1918-1920]

Через три, четыре часа наступала ночь. Незнакомый, чуждый город с его миллионным разношерстным населением вселял беспокойство. Один вопрос за другим пробегали и сковывали мысль.

Зато верхи могли поразмять свои ноги после морского путешествия, У них есть адреса знакомых и приятелей. Они могут отправиться в любой первоклассный отель.

Призраки большевиков и добровольцев остались далеко позади.

Подняли якорь и пароход, повернув влево, медленно, тихим ходом пошел по Золотому Рогу среди бесчисленного множества снующих взад и вперед лодок, пароходов, буксиров и парусников. Бесконечные гудки, сирены, крики людей, разгружающих пароходы, лязг цепей и лебедок. Все это сливалось в один общий и адский шум. После мертвого затишья в русских портах весь этот шум как-то особенно оглушает.

Начал моросить мелкий, холодный дождь, пронизывающий насквозь. Настроение у большинства еще более ухудшилось.

Приблизительно через полчаса пароход остановился у французской морской базы, в «Серкеджи» (часть Стамбула, прилегающая к Золотому Рогу), не доходя немного до нового моста, соединяющего Золотой Рог, «Пера» со «Стамбулом» [1] Константинополь разделяется заливом «Золотой Рог» на две части: «Пера» — европейская часть города, населенная почти исключительно греками и европейцами, и «Стамбул» — турецкая часть города, населенная исключительно турками. Соединены эти обе части через «Золотой Рог» двумя мостами: новый, каменный, ближе к Босфору и старый, деревянный, в глубине залива. .

Немедленно около парохода были поставлены французские часовые, не пропускавшие никого с парохода. Через некоторое время явилась контрольная комиссия из Бюро Международной полиции. В состав ее входили офицеры: представители французов, англичан, итальянцев, русский военный представитель и офицер переводчик.

Перед началом проверки паспортов и документов французский офицер через переводчика объявил, что все французы и русские, которым негде остановиться и которые материально не обеспечены, могут у него записаться. Все записавшиеся не должны сходить на берег, будут на катерах отправлены на остров «Халки» (один из островов группы «Принцевых островов» в Мраморном море, находящийся в сфере влияния и распоряжения французского командования) и там временно размещены во французском лагере.

Всем им будут предоставлены, приблизительно на месяц, жилища и пища. 1 класс, конечно, категорически отказался. Из 2 и 3 согласились все французы и часть русских, имевших кое-что при себе. Остальная часть пассажиров отказалась от пайка и решила отправиться в город самостоятельно.

Паспорта были проверены и отобраны санитарным врачом, который заявил, что через две недели каждый в отдельности сможет получить свой паспорт в Бюро Международной полиции. В случае заболевания кого-либо за этот промежуток времени сыпным тифом, он немедленно обязан заявить об этом. туда же. После этого часовые были сняты и выход был объявлен свободным. Моментально палуба была усеяна греками, агентами и комиссионерами различных отелей, начиная от первоклассных «Палас» и «Токатлиана» и кончая трущобными меблирашками.

Привилегированные быстро покинули пароход. Уехали на остров Халки и «гости» французов. На пристани остались одинокие фигуры пассажиров, не пожелавших быть гостями французов. Они беспомощно озирались по сторонам. Но, наконец и они в одиночку и группами стали уходить к пристани. Одна из групп, человека четыре, решили совместно нанять одного арабаджи (извозчика) и вместе двинуться в город. Переговоры с арабаджей вел один офицер-армянин, говоривший по турецки. Один из арабаджей согласился за 60 пиастров отвезти их на «Пера» к «московам», при чем клялся аллахом и Магометом, что знает, куда везти и что там, вообще, много живут русских. Поверили и решили ехать. Уложили свой жалкий багаж, сели на него сами сверху и тихо поплелись по кривым, узким улицам Стамбула. Проехали мост. Свернули вправо, влево, опять влево, потом прямо… Одно время старались запомнить направление, по которому двигались, но затем сбились окончательно.

Моросивший мелкий дождик постепенно усиливался. Настроение у путешественников заметно ухудшалось и падало.

Наступал вечер. «Московов» нигде не было видно. Офицер-армянин пытался спросить кое-кого из проходившей публики, где живут русские, но от всех получал неизменно-короткое и быстрое «йок» — нет. Остановиться в одной из гостиниц они не могли, так как самый дешевый номер стоил не меньше 50 франков в день, чего у них не было, да и самый их вид заставлял швейцаров закрывать двери перед самым их носом. Вдруг на углу, неожиданно, русская вывеска: «Ресторан — русский уголок». Бросились туда. Вошли во второй этаж, где находился ресторан. Публики почти не было, за то хозяева и кельнерши были в сборе и суетливо готовились к вечерней работе. Две-три фигуры были за столиком, на котором лежали счета, книги и заметки. Фигуры, напоминавшие скорее директоров или, по меньшей мере, начальников старых петербургских канцелярий, — были сами хозяева. Женщины-кельнерши, суетливо бегавшие около столиков и буфета, напоминали гостей. Смущенные всей неожиданной картиной, осторожно и тихо-заискивающим тоном обратились к одному из сидевших с просьбой сказать, где здесь можно устроиться на ночь.