А Слободской - Среди эмиграции [Мои воспоминания. Киев-Константинополь, 1918-1920]

Более мелкие и несерьезные столкновения с комендантами, сержантами и начальством, из русских же происходили ежедневно и почти на всех островах. Все мелкие проступки и нарушение «тишины и спокойствия» на острове ликвидировались местными союзническими комендантами и их же властью накладывались дисциплинарные наказания. Обычно наказание заключалось в лишении на один — два дня пайка, очередного отпуска в город или же давался внеочередной наряд на хозяйственные работы. Более серьезные проступки карались снятием виновного с пайка и выселением с острова.

Высшим и непосредственным начальником на острове был союзный комендант, являвшийся вершителем судеб русских беженцев. Без его санкции не могло быть разрешено ни одно событие. Вторым после него был сержант, являвшийся властелином всего внутреннего распорядка жизни русских, В конце-концов, каждый солдат союзнической части, расположенной на острове, был тоже маленьким начальником.

Вторым комендантом был, обыкновенно, какой-либо родовитый и сиятельный беженец, материально необеспеченный, попавший на паек и назначенный на эту должность главноуполномоченным по делам беженцев. В сущности, это было лицо, служившее как бы посредником между беженцами и комендантом. Больше всего было столкновений, именно, с русским комендантом, который при всяком удобном случае стремился доказать, что он такое же начальство, как и союзный комендант. Все вопросы личного свойства, касавшиеся беженца и требовавшие разрешения союзного коменданта, разрешались следующим образом.

Подавался рапорт русскому коменданту, он делал свое заключение и после того получалось окончательное разрешение союзного коменданта. Достаточно указать на один весьма характерный случай, происшедший на острове «Проти», чтобы иметь вполне ясное представление о взаимоотношениях между русским комендантом и беженцами.

Споры на политическую тему, о происходящих в России событиях были одной из самых излюбленных тем среди беженцев. Там, где собирались 2–3 беженца, непременно возникал горячий спор о большевиках, Деникине, Врангеле, об отношении к союзникам и — наоборот. Прибывшие из отпуска в городе обыкновенно были центром внимания в течение всего дня. От них исходили все самые свежие новости. Конечно, врали при этом до бесчувствия. Многие знали, что в новостях есть большая доля лжи, но все же верили. Это вносило хоть некоторую свежую струю в царящую мертвечину.

Однажды приехавший из города, из отпуска, беженец, капитан, по обыкновению, делился здесь же на пристани свежими новостями. Подошел русский комендант и вмешался в происходивший разговор. Вскоре разговор перешел в спор. Страсти разгорелись. Комендант, будучи ярым монархистом, с пеной у рта доказывал необходимость продолжения борьбы, но с программой определенно монархической. — «Без всяких учредилок, демократии и прочей республиканской дряни. Единая, неделимая и монархическая», закончил он свое красноречие. Капитан был противоположных взглядов. К нему присоединилось большинство. Причем все стояли за необходимость прекращения вообще борьбы, которая в конце-концов превращается в борьбу за интересы отдельных групп и личностей, ничем не связанных с массой.

Поражение коменданта было полное к каждый, в своей ненависти к нему, шутливо это подчеркивал. Удаляясь со своими некоторыми приверженцами, комендант обещал еще раз, как-нибудь при случае, «поговорить с капитаном». Случай скоро представился. Капитан получил записку через одного своего знакомого, что в сербском посольстве вывешен список лиц, коим разрешен выезд в Сербию. В числе прочих имеется и фамилия капитана, и ему следует поехать в город и получить из посольства свой паспорт с визой. Капитан, как полагается, подал рапорт с приложением этой записки по команде, через русского коменданта. На следующий день, придя в канцелярию, он получил ответ, что союзный комендант ему отпуск не разрешил, так как он недавно был в отпуску. Не зная, что это была проделка русского коменданта, капитан отправился лично к союзному. Там его не приняли, но предложили объясниться с русским комендантом. Капитан пошел к нему. Тот его также не принял, сославшись на массу дел. Так прошло несколько дней. Наконец, капитан случайно встретился с русским комендантом в продуктовом складе при выдаче очередного пайка. Между ними произошел короткий разговор, окончившийся тем, что капитан ударил коменданта и между ними произошла драка. Из присутствовавших здесь беженцев, никто и пальцем не пошевельнул в защиту своего начальства и только благодаря союзническим солдатам, комендант был спасен от окончательного избиения. Вид его после этой «бани» был весьма плачевный. Окровавленная, распухшая физиономия, разорванный английский френч без одного погона — в таком виде он пошел к союзному коменданту. Капитан был немедленно арестован. На следующий день он был доставлен к союзному коменданту. После продолжительного допроса и по выяснении, что избиение коменданта произошло вне служебного времени и на почве личных отношений, союзный комендант освободил капитана, но с пайка он был снят. Русский комендант дня через два был переведен в какое-то общежитие вновь комендантом.