А Слободской - Среди эмиграции [Мои воспоминания. Киев-Константинополь, 1918-1920]

Помимо пайка и обмундирования необходимы были еще деньги на прочие нужды, но наличием таковых беженцы не обладали. Первое время беженцы распродавали вещи, привезенные с собой из России, а затем, полуголодая, делали запасы из скудного пайка, которые по мере накопления продавались какому-либо греку — лавочнику или же собранные запасы у нескольких продавались в Константинополе на базаре, а иногда на мосту у пристани. Продавалось, конечно, все за бесценок.

Жизнь на островах была полна мертвящей скуки. Еще до некоторой степени были заняты женщины в своем весьма несложном и примитивном хозяйстве, но и то короткую часть дня. Большую часть дня проводили обыкновенно друг у друга или на улице в бесконечных спорах, сплетнях и т. д. Ни книг, ни газет, ни журналов не было, за исключением изредка привозимых из города «Вечерней Газеты», или старого номера «Крымского Вестника» из Севастополя. Все питалось и жило исключительно сплетнями и слухами. Политического здорового суждения ни у кого не было, ибо в течение последних двух лет весь кругозор мышления был сдавлен, с одной стороны фронтом, а с другой — «Освагом». Далее у самых ярых «монархистов», старых и испытанных, как они себя именовали, все понятия о монархизме, о борьбе, о происходящих событиях и т. д. были весьма примитивны.

Помимо споров и сплетен, в сильной степени процветали пьянство и флирт. Пили и флиртовали все. Не имея денег, продавали свои вещи, паек, даже за несколько дней вперед. Продавали полученное обмундирование и все, что могли. Случайный и неожиданный заработок, достававшийся неимоверным трудом, в тот же день пропивался. Никакие меры комендантов не помогали, Как следствие этого, развилось воровство. Праздный и животный образ однообразной жизни толкал женщин на флирт, сначала со своими русскими, а там и с иностранцами. Мужья и жены перепутались. У женщин появилась временно забытая потребность к нарядам, костюмам и шляпам. Простой флирт постепенно перешел в голый, ничем не прикрывавшийся разврат. Русские рестораны, кафе-кондитерские и прочие увеселительные места начали наполняться русскими женщинами в качестве кельнерш и просто гостей. Стыд, совесть были забыты и променялись на костюмы и бриллианты. Об этом все знали и с этим примирились. Но этот образ жизни не исключал и других положений, когда женщины, вообще не знавшие никакого труда, чтобы добыть 60–80 пиастров, не отказывались ни от какой черной работы.

Жизнь на островах настолько разлагала и развращала своим животным, вынужденным безделием, что впоследствии, когда было прекращено довольствие союзниками беженцев на островах, многие из них появились на улицах прося милостыню, а лишь редкие перешли на американский паек «Ара».

В Галате, в одном из громадных шестиэтажных зданий, распложенных на набережной «Золотого Рога», помещалась международная морская база и в том же здании бюро международной полиции. В этом бюро полиции сосредоточено было все управление оккупированного союзниками Константинополя и его окрестностей. Каждая союзная армия, в районе своего расположения и влияния, имела свою полицию и суд. Исключение составляли американцы, которые не имели ни района, ни армии. Лишь для подбирания на улицах пьяных американских матросов, они по вечерам выпускали свои полицейские патрули, вооруженные дубинками. В каждом таком районе имелось соответствующее полицейское управление, у англичан — «кроккер», французов и итальянцев — «секстьон». Английская полиция и французская жандармерия были настоящей грозой и пугалом не только для местного населения — турок, но и для русских беженцев. Наибольшей жестокостью и осведомленностью отличались англичане и французы. Помимо своей собственной, хорошо поставленной, тайной агентуры, навербованной из состава местного населения и, главным образом, из среды греков, в их распоряжении находилась и русская контрразведка, выехавшая из России после эвакуации Новороссийска со всеми своими аппаратами и материалами.

Вся знать и аристократия, эвакуировавшиеся из России, как знающие в совершенстве два языка: французский и английский, быстро нашли применение своим способностям на службе полиции англичан и жандармерии французов. Оплата труда была более чем прилична. Не редко бывали случаи, когда беженец, подойдя к английскому полицейскому, задавал ему вопрос на одном из иностранных языков и, к своему удивлению, получал ответ на чисто русском языке. Перед ним стоял какой-либо князь, граф, барон и т. д., но состоявший на службе в английской полиции. Бывало, по улице идут два три французских жандарма и среди них русский в офицерской форме или в форме гражданского ведомства, но обязательно с орденами, идут как будто на прогулке, весело и фамильярно болтая по-французски, но в то же время пристально и быстро вглядываясь в лица проходящей публики. Этих русских беженцев ненавидели сильнее нежели союзную полицию. В свою очередь, они мстили беженцам за это, когда кто-либо попадал в их руки. Самыми реальными и лучшими службистами были в полиции русские. Бесконечное количество арестов и смертей, в особенности после эвакуации Врангеля, было дело их рук.