Иосиф Цынман - Бабьи яры Смоленщины. Появление, жизнь и катастрофа Смоленского еврейства.

В 1921 году мама родила первенца — девочку. Но недолго пришлось ей испытать радость материнства. Через полгода девочка заболела воспалением легких и умерла. Это было первым тяжелым потрясением для матери. Чтобы заглушить свое горе, она больше окунулась в работу. К этому времени тяжело заболела бабушка (ее парализовало), к повседневному труду по хозяйству прибавилась еще и работа по уходу за бабушкой. Шли дни, в 1922 году родилась моя старшая сестра Паша, в 1923 родился я — Бома, в 1925 — сестра Фаина и в 1927 — сестра Мария. В течение 6 лет семья прибавилась на 4 человека. В доме стало тесно, а иногда и голодно. В 1928 году умерла бабушка. Хоть и много неприятностей натерпелась мать от бабушки, даже от парализованной, однако она сильно переживала ее смерть и долго не могла прийти в себя после случившегося. Тем не менее, смерть бабушки несколько облегчила участь матери, она стала больше уделять внимания детям. Дедушка вновь устроился на работу на мыловаренный заводик, отец занимался сельским хозяйством, а зимой ездил в извоз по доставке грузов из г. Смоленска в сельпо. Хоть и не были мы голодны, но жили бедно. Одевались плохо, особенно летом. Зимой надевали шубы и валенки, благо свои овцы были, а в другое время года одеть было нечего, особенно из обуви. Дети, как правило, бегали босиком, а в прохладные дни сидели дома. Основной пищей был картофель. Хлеб с картофелем, блины из картофеля и все из картофеля. Сахар, конфеты-леденцы — большая редкость и величайшее лакомство. Часто не было соли, керосина и совершенно не было мануфактуры.

В 1929 году, в период коллективизации, отец после некоторых колебаний по уговору матери и против воли деда вступил в колхоз. Отвез плуг и борону, телегу и упряжь, все это вместе с лошадью сдал в колхоз, пришел домой и сказал, что теперь мы совсем нищие. Вскоре во вновь созданном колхозе началась работа. Мой отец сначала работал на разных работах, затем его назначили заведующим молочно-товарной фермой, где в то время, кроме 10 коров, ничего не было. Нужно было все начинать сначала.

Из нескольких старых сараев был построен коровник на 50 голов скота, обнесен забором загон, построено помещение для оборудования фермы и обработки молока. При ферме было 15 га земли, на которой силами работников выращивались турнепс, брюква и другие культуры, обеспечивавшие сочный корм скоту. Дела фермы с каждым годом улучшались. Отец вкладывал в работу все свои силы и душу, уходил на работу с рассветом, приходил поздно ночью, а в период отела коров зачастую и ночевал там. Обедать ему носили мать или старшие дети. Все тяготы домашнего труда на приусадебном участке, воспитания детей ложились на мать. Кроме этого, она отработала в колхозе необходимый минимум трудодней. Наступил 1933 год. С ранней весны до поздней осени шли проливные дожди, все посевы вымокли, да и то незначительное, что уродилось, невозможно было убрать. Над Смоленщиной нависла угроза страшного голода. Именно в этом году нашей семье повезло. Дело в том, что приусадебный участок в 0,40 га, выделенный нам колхозом, находился на возвышенности, почва была песчаной. Если в хорошие годы с него собирали весьма низкие урожаи картофеля, то в 1933 дождливом году у нас выдался невиданный урожай, более 450 пудов картофеля. Отца колхоз направил на годичные курсы животноводов при райзо с сохранением среднегодовой нормы выработки трудодней. У отца появилось много свободного времени, стал он помогать матери по хозяйству, больше уделять внимания семье.

Однажды уже после уборки урожая картофеля с приусадебного участка у отца возникла идея купить свой дом. С этой целью он договорился с дедушкой о продаже его дома. Было также решено продать годовалую телку, большую часть картофеля и на вырученные деньги купить подходящий дом, обеспечивающий нормальные условия жизни.

Такой дом был на примете, его продавал овдовевший старик, который уезжал к своим детям в Ленинград. После довольно долгих торгов дом был оценен в 5000 рублей. Дедушка продал свой дом за 2000 рублей, были проданы картофель и телка, но не хватало еще 500 рублей. Старику нужно было срочно уезжать, а других покупателей не было, и он согласился недостающие 500 рублей получить не позднее июня 1935 года. Так мы в октябре 1933 года переселились в добротный дом, под железной крышей, с крыльцом и чуланом. При доме был двор, огороженный дощатым забором, во дворе сарай и амбар, крытые железом, большой огород. Дом представлял собой пятистенку из соснового леса. Пять окон дома выходили на уличную сторону, на юг, 4 окна — на огород, на север. Планировка дома следующая: при входе справа — большая русская печь, за печью к северной стенке небольшая кухонька, за печью к западной стороне — комнатка, при входе с левой стороны — небольшая комнатка, за ней до западной внутренней стены — передняя, где стояли стол и скамейки, вмонтированный в стенку посудный шкаф. В передней обычно мы принимали пищу. За внутренней стеной — зал 3x5 метров. Правая часть зала отгорожена дощатой перегородкой. В свою очередь, отгороженная часть разделялась на две половины высокой кирпичной печкой, образуя две спальни. В угловой дальней спальне стояли кровати отца и матери. Это была их комната. Ближняя спальня была отведена девчонкам, дедушке — комната у русской печи. Я спал на кушетке, стоявшей у внутренней стенки залы. В дальнейшем после смерти отца в 1938 году две комнаты передней части дома мать сдавала на период учебного года школьникам, приезжавшим на учебу из дальних деревень. После тесноты, в которой мы жили в доме дедушки, в новом доме мы себя считали на «седьмом небе». Однако материальное положение, особенно продовольственное, значительно ухудшилось. На трудодни семья вместо обычных 2 кг получала по 200 граммов хлеба и 0,5 кг картофеля, немного гречневой крупы, немного соломы и мякины. Мать пекла хлеб с картошкой. Всю живность: поросенка, овец, кур — пришлось зарезать, ибо нечем было кормить. Надо было во что бы то ни стало сберечь корову, дотянуть ее до весны, до появления травы. Еще хуже обстоял продовольственный вопрос в ближайших деревнях, где на трудодни из колхоза вообще нечего было выдавать. Люди пухли от голода, многие бросали свои дворы и уезжали в другие регионы страны. Но вот минул голодный год. В июне 1934 года отец успешно сдал экзамены, получил диплом животновода и за отличную учебу был премирован хорошей библиотечкой ветеринара-животновода. Вернувшись на ферму, отец поставил работу на научную основу и через год добился отличных результатов. Осенью 1935 года возглавляемая им бригада животноводов была объявлена ударной, фотографии бригады занесены на доску почета и появились в районной газете. Вдохновленный столь высоким званием ударника труда, отец стал отдавать всего себя работе, проводил всевозможные эксперименты, ставил перед собой цель обновления поголовья скота на наиболее продуктивную породу — Швиц. Дома он появлялся, когда уже все спали, и с рассветом уходил. В июне 1936 года семья наша увеличилась еще на одного человека. Родилась четвертая сестренка — Беллочка. Отец был к ней очень привязан, все свое свободное время и любовь он отдавал ей, все время носил ее на руках. Несмотря на незаурядную физическую силу, отец вскоре стал жаловаться на утомляемость, боли в суставах. На советы обратиться к врачу посмеивался и говорил, что это пройдет и никаких врачей ему не нужно, и он их не признает. Чрезмерное физическое, а порой и нервное напряжение привели к тому, что в марте 1937 года отец от сильного приступа ревматизма слег. Приглашенный к нему старенький, но очень опытный врач Златин определил ревматизм с осложнением на сердце и предупредил, что необходим полный покой и что после улучшения работать на физических и умственных работах запрещается. Отец проболел 3 месяца, но чувствовал себя неважно. Встал вопрос, чем же ему заниматься? О возвращении на ферму, а он рвался туда, и речи быть не могло.