На строительстве мечети Кул-Шарифа — она неподалеку — затишье. Пятница. Лишь одинокий пенсионер бродит между мраморных плит. Мы познакомились. Я попросила Василия Васильевича сравнить «стройки века».
— Я атеист, и к религиозным делам равнодушен. Но, как бывшему строителю, мне интересно посмотреть на работу. Мечеть, по моим ощущениям, «холодная». Слишком много мрамора, помпезности. «Выношенности» некоей нет, понимаете? Вот я так считаю: строит человек себе дом. Всё у него есть — средства, место хорошее, материал. А какой он дом хочет — не знает. Увидел у соседа — давай и я себе такой же. А ведь культовое сооружение — это дом, если так можно сказать, для «души» народа. И его надо делась с душой, а не с расчетом — кого-то удивить или в вере своей кого-то «превзойти»…
Размышляя о словах старого строителя, я покидаю Кремль, спускаюсь вниз по Кремлевской, сворачиваю на улицу Дзержинского. И тут мне явилась картина, которая превзошла все мои казанские впечатления. Скажу сразу, если бы в Москве, перед храмом, где венчался Пушкин с Натали, я когда-то не замерла, не пережила бы чувство сопричастности и высоты, не шагнула бы вдруг в ХIХ век, то и мимо дома 11 по улице Дзержинского я бы, скорее всего, прошла, проскочила. И очерк мой о казанской жизни, был бы, возможно, другого «тона». Но — исторический центр Казани. Старый город. В двух, что называется, шагах от «культурного возрождения» — старая-старая, ободранная вывеска с едва читаемыми буквами: «В доме, находящемся в этом дворе, в 1846–1847 гг. жил Л. Н. Толстой».
Тут необходимо сказать, что в Казани очень любят вывески. Местные деятели партхозстроительства и промышленности увековечены с помощью добротных — чугунных и гранитных — вывесок сплошь и рядом… Поколебавшись у вывески, я шагнула во двор, и с этим шагом будто оказалась совсем в другом времени, в другом измерении и в другой логике.
Это была сама обыкновенная трущоба, «шанхай», «Петербург Достоевского», «груда мертвых камней», что угодно. Мусорные кучи. Приземистое двухэтажное здание, лишенное окон, — тоже место свалки. Зловоние нечистот, которые веяли из дома, было столь сильным, что рядом было трудно стоять. В убогом дворике плохо одетый мужчина правил русло для талой воды. Рядом — женщина со спитыми лицом, ненормально возбужденная, суетливо размахивала руками. Я нерешительно остановилась.
— Вам чего?
— Да вот дом, где Лев Толстой жил…
— Вить, — возопила женщина, — глянь че делается, про Толстого вспомнили! Откуда ж ты взялась?! С Марса, что ли?!
В глубине двора угадывался купол храма, давно, впрочем, превращенный в светскую «постройку», неподалеку стоял двухэтажный дом. Тоже без окон, донельзя загаженный, забитый мусором. Обитатели «шанхая» с энтузиазмом взялись за «экскурсию»:
— Вот он, дом этот…
— Не может быть!
— Почему ж не может! Очень даже может! Ты че, не веришь? Лет двадцать назад сюда столько экскурсий водили. Этот ж на наших глазах было. Тут, гляньте, и вывеска висела — «Здесь жил Лев Толстой», а потом ее выковыряли. Другую, с улицы повесили…
Действительно, на фасаде здания, на уровне второго этажа, темнело четырехугольное пятно от бывшей вывески.
— Но почему здесь такая мерзость запустения?
— А исторический центр сносят. Тут, небось, офисы настроят или коттеджи для богатых. А жильцов расселяют по новостройкам. Мусор никто отсюда не вывозит, выбрасываем куда придется. И в толстовский дом — тоже…
— Ни в юбилей, ни в день смерти, ни в день рождения никому этот Толстой не нужен, — горячился жилец Витя, — и мы вместе с ним не нужны. А это ж история, человек какой — на весь мир знаменитый!
Подошел еще один жилец — Гена, или, по-татарски, Гельфан.
— Это ж вообще место ценное. Мы ведь живем в бывших монастырских помещениях, стены — полтора метра. У меня над головой — святые!
— Как так?
— Идемте, увидите.
И я увидела в Гениной коммуналке расчищенные фрески — Христа, Деву Марию, Николая Чудотворца… Светлые лики над развешенным на веревках бельем, над немудрящим домашним скарбом, над всей нашей жизнью — часто такой суетной и бездарной.
— Некоторые соседи масляной краской роспись закрасили. А мне — нравится. Они же никому не мешают! Наоборот, красота какая!
— Гена, — спросила я хозяина, — неужели ничего нельзя сделать? Неужели все это пропадет и уйдет — и Толстой, и эти фрески, и остатки монастыря?
Гена почесал крепкой шоферской пятерней в затылке.
— Да почему нельзя? Все можно. Если бы нам отдали в собственность эти дома, люди бы всё сделали. Постепенно, не в один год, конечно. Ведь место — лучше не бывает, центр. Всё — рядом. Это не то, что мне предлагают — ехать на какую-то окраину, я один раз уже отказался… Говорят — ветхое жилье. Да какое ветхое — тут все на века построено. Стены — полтора метра. Динамитом, наверно, рвать будут. А потолки какие! Нет, нам бы дали с зятем — не коммуналку, конечно, а квартиру — мы бы все сделали. И другие бы сделали. Но ведь не дадут. Не про нас место это…
Читать дальше